Быть Руси под княгиней-христианкой

И не угрожай Аррану владыка Мосула и Джезирэ Насир-эд-Доуле, Хозрой был бы только рад поражению Эль-мерзебана: чем дольше русы и халифат будут воевать друг с другом, тем длительнее будет мир у границ Хазарии. Однако стремление Насира захватить Арран заставило Хозроя рассуждать по-другому: считая Насира более опасным врагом, чем пришлые русы, Эль-мерзебан направит основные силы на борьбу с ним, а полученная передышка позволит русам укрепиться в долине Бердаа и, значит, на Кавказе и Хвалынском море, что никак не входило в планы Хазарии. Поэтому Хозрою нужно было помочь Эль-мерзебану покончить с русами прежде, чем ему придётся защищать свои владения от войск Хусейна. Кое-что для этого он уже сделал и сегодня проверит, начало ли оно приносить результаты.

Вот почему он сидел сейчас в доме одного из своих друзей в Бердаа и наблюдал в окно за крепостными воротами, через которые недавно дружинники главного воеводы Олега вышли за стены города навстречу войскам Эль-мерзебана.

Вскоре в открытые, но охраняемые многочисленной стражей ворота вслед за дружинниками потянулся всевозможный люд: любители поглазеть на сражение, продавцы снеди, фруктов, разбавленного холодной родниковой водой кислого вина, хорошо утоляющего жажду. Постепенно число покидавших город жителей увеличивалось, большинство их составляли мужчины, по одежде и поведению напоминавшие тех, что за неимением своего угла и постоянного заработка круглые сутки проводили на городских рынках, улицах, всевозможных притонах, добывая себе пропитание милостыней, воровством, сводничеством и прочими презираемыми порядочными людьми способами. Было видно, что многие из них навеселе, а те, что, судя по чалмам, являлись мусульманами, которым запрещалось Кораном пить вино, были также необычайно возбуждены, наверное, от употребления дурманящего зелья, обильно произраставшего в долине и на склонах окрестных гор. Если не считать этого отребья [75] и торговцев, добропорядочных жителей Бердаа, желавших насладиться видом сражения, было крайне мало.

Хозрой довольно улыбнулся — его деньги, отданные верным людям на подкуп городской черни, не оказались затраченными зря: за стенами Бердаа в тылу русов и викингов скопилось не меньше трёх-четырёх тысяч оборванцев, разгорячённых вином, дурманящим зельем и собственными воинственными воплями. Конечно, человека его ума и положения не красит ведение дел с подобными человеческими отбросами, но что делать, если других людей для достижения его целей найти невозможно? Ну какой здравомыслящий человек, имеющий семью и возможность мало-мальски сносно жить, выступит против русов, не притесняющих жителей и не нарушивших нормальной жизни города? Зато чернь, какому богу она ни поклонялась бы, готова за горсть диргемов на что угодно, а если её вдобавок подогреть вином или дурманящим зельем, она, не задумываясь, растопчет собственных родителей. Хозрой понимал, что даже самое многочисленное выступление черни не принесёт ощутимого вреда русам, и надеялся на другое. Вынужденные подавить нападение городских низов и принять меры для недопущения их в дальнейшем, русы неминуемо нарушат спокойную доселе жизнь других обитателей Бердаа. А это увеличит число их недоброжелателей и скажется не в лучшую сторону на пребывании русов в городе.

Первый посланец-оборвыш лет десяти — одиннадцати появился во дворе дома почти одновременно с тем, как через крепостные ворота стали вносить в город раненых русов и викингов. Он пробыл в доме несколько минут, и сразу после его ухода в комнату к Хозрою вошёл хозяин.

   — Русы напали на нефатских кызылбашей, — сообщил он и хитро улыбнулся. — Говорят, что горожане осыпают русов и викингов бранью и советуют им убираться домой, пока они живы. Те пока молчат и не обращают на них внимания.

Через некоторое время прибыл второй гонец лет восьми-девяти, такой же оборванный и чумазый, как и его предшественник. Переданное хозяином дома его сообщение звучало так:

   — К недовольным русами горожанам присоединились пастухи из окрестных горных селений. Они вместе оскорбляют русов и викингов и уже начали избивать торгующих с ними продавцов еды и водоносов. Начальники русов призывают горожан и пастухов утихомириться и разойтись по домам.

Весть, доставленная третьим босоногим гонцом, была ещё приятней.

   — Горожане и пастухи стали забрасывать русов и викингов камнями и палками, ранив нескольких из них. Воевода Свенельд лично предупредил горожан, что, если они не прекратят бесчинства, он прикажет применить против них оружие.

Следующего посланца Хозрой ждал с нетерпением. Неужели Свенельд сделает то, чего он добивался, — пустив в ход против черни оружие, разрушит тот хрупкий мир, что существовал до сегодняшнего дня между жителями Бердаа и обосновавшимися в нём завоевателями? Доставленное известие не оправдало его надежд.

   — Жители не вняли словам воеводы и продолжали бросать в русов камни и палки. Это заставило Свенельда выполнить свою угрозу, и сейчас русы и викинги загоняют бесчинствующие толпы в город... правда, только древками копий и ударами мечей плашмя. Тем не менее несколько десятков жителей сильно изувечены или избиты до бесчувствия. С минуты на минуту пребывающие за стенами хлынут в ворота.

Действительно, вскоре в крепостные ворота начал вливаться поток горожан, многие из которых вели под руки или тащили на себе окровавленных, зачастую находившихся без сознания товарищей. Некоторое время Хозрой мрачно наблюдал за ними, затем недовольно посмотрел на хозяина дома:

   — Я заплатил кучу диргемов не за детскую потасовку между городской чернью и русами, меня не устраивают полученные в результате её синяки и несколько поломанных костей. Мне нужно много крови и трупы, причём обязательно со стороны русов и викингов. За сегодняшнее столкновение между завоевателями и жителями должен ответить весь город, а не его отребье. Понял меня? Если да, у тебя есть время наверстать упущенное.

   — Я понял тебя и исправлю ошибку.

В окно Хозрой видел, как хозяин дома появился у крепостных ворот, начал останавливать некоторых из входивших в город мужчин, что-то нашёптывал им. С его прибытием беспорядочные прежде толпы стали действовать осознанно, в них появились вожаки, которые принялись разводить жителей по прилегающим к воротам улочкам.

В освободившихся от горожан воротах появились несколько носилок с тяжелоранеными. Нёсшие их русичи и викинги направились в переулок, где в одном из больших каменных домов раненых осматривали знахари, оказывали им необходимую помощь и накладывали на раны повязки. Стоило нёсшим носилки дружинникам очутиться в переулке, как они были вынуждены остановиться — путь им преградила большая толпа возбуждённых горожан с камнями и палками в руках, а из соседней улицы выплеснулась другая такая же толпа, отрезавшая им дорогу назад к воротам.

Почувствовав неладное, дружинники опустили носилки на землю, один из русичей шагнул навстречу приблизившейся почти вплотную толпе, останавливая её, поднял руку. Наверное, он хотел что-то сказать, но не успел: в него полетели камни и палки, и толпа, вооружённая дрекольем и ножами, бросилась вперёд. Воинственные крики раздались и позади русов и викингов — это на них ринулась вторая толпа. Носилок было пять, каждые несли по двое дружинников. Все они тоже были ранены, однако не столь тяжело, чтобы не передвигаться самостоятельно. Поскольку руки у них были заняты носилками, все были без копий и щитов, лишь на поясах висели мечи. Лишённые возможности где-либо укрыться от камней либо защититься от них, дружинники моментально оказались сбиты с ног градом направленных им в головы увесистых булыжников, и толпа с восторженным рёвом бросилась добивать их и лежащих на носилках тяжелораненых.

Только одному из русов удалось избежать этой участи. В шлеме, сбитом камнями набок, с залитым кровью лицом он успел отскочить к высокому каменному забору и выхватить из ножен длинный двуручный меч. Когда часть толпы, не могущая протолкнуться к поверженным на землю дружинникам, ринулась на него, рус метнулся ей навстречу и, занеся над головой меч, нанёс по её передним рядам страшный удар. Толпа с воем отхлынула, оставив на земле с полдесятка неподвижных тел и унося вдвое больше орущих раненых с рассечёнными плечами, распоротыми животами, отрубленными руками. Отпрыгнув назад к изгороди, прикрывавшей его с тылу, рус вновь занёс обеими руками над головой меч, однако напасть на него снова смельчаков не нашлось. Зато в него полетели камни и палки, а несколько человек с ножами и дрекольем начали подкрадываться к нему с боков. Не желая оказаться забитым камнями, рус сам бросился на толпу и успел дважды описать перед собой мечом полукружия, каждое из которых сопровождалось диким рёвом, воплями боли и проклятиями. Получив сзади удар кованой оглоблей по голове, рус упал, и толпа с торжествующими возгласами сомкнулась над ним.