Быть Руси под княгиней-христианкой

   — Ты ошибаешься, главный воевода, — возразил Свенельд, — я это давно уразумел. Наше войско могут покинуть сегодняшние союзники, великий князь может сменить нынешних воевод и тысяцких, а нам с тобою придётся находиться в Бердаа до конца... покуда халифат не обломает о нас зубы и не оставит в покое, либо покуда мы не сложим здесь головы. И ежели нам не суждено превратить арранцев и жителей Бердаа в своих союзников или друзей, то уж никак не позволительно делать из них врагов.

   — Рад это слышать. Поэтому прекратим разговор о мятеже и каре горожанам за него и поговорим о другом. Сколько дружинников мы потеряли в сегодняшнем сражении?

   — Убитыми около семисот, из них три сотни аланов и лазгов. Ещё две сотни русичей и викингов тяжело ранены и не смогут в ближайшее время участвовать в боях даже лучниками. Но в течение седмицы [80] в боевой строй возвратятся пять-шесть десятков дружинников, что были легко ранены в битве у Узкого ущелья. Недруг потерял много больше: одних кызылбашей легло более пяти тысяч, зарублено две сотни конных дейлемитов, а сколько раненых врагов унесено с поля боя и разбежалось по лесам и горам, вестимо одному Небу.

   — Какое нам дело до потерь Эль-мерзебана — к нему уже завтра начнут подходить подкрепления, к тому же он полностью сохранил дейлемитов, костяк своего войска. А вот нам о пополнении своего воинства подумать самый раз — с неполными десятью тысячами дружинников сражаться снова с Мохаммедом, а потом, возможно, с Хусейном нам может оказаться не под силу. Завтра я отправляю к великому князю двух гонцов с просьбой, чтобы он срочно слал нам подмогу. Гонцы покинут город с попутными купеческими караванами под личиной торговых людей, и ежели с одним из них что случится, остаётся надежда на другого. Однако путь на Русь неблизок и опасен, и было бы неплохо, если бы помимо моих гонцов туда отправился ещё кто-либо, более сподручный для подобных тайных дел и хорошо знающий кавказские наречья и нравы. Тебе сейчас приходится встречаться со многими горожанами, нет ли у тебя на примете такого человека?

   — Есть — сотник Глеб. Его хорошо знает воевода Микула, кое в чём он смог помочь и мне, — осторожно ответил Свенельд.

   — Атаман Глеб? Я тоже знаком с ним. Хотя я не особливо доверяю чужеземцам и иноверцам, но начальник Глеба, атаман Казак — давний побратим воеводы Микулы, потому Глеб вынужден честно служить нам. Он неплох был, когда мы готовились к сражению у Узкого ущелья, его соглядатаи постоянно доносили мне о численности войск Эль-мерзебана вплоть до сегодняшней битвы и не ошиблись в этом ни на сотню воинов. Они смогли даже точно определить боевой дух в каждой части вражьего войска — у дейлемитов, кызылбашей, ополченцев горских племён. Наилучшие отношения у Глеба с Микулой, но если ты сможешь найти с ним общий язык — действуй немедля, поскольку Микула с конницей преследует разбитого Мохаммеда и возвратится в Бердаа в лучшем случае завтра к полудню. А нам времени терять никак нельзя.

Свенельда с Глебом связывали отношения, о которых ни в коем случае не должны были догадаться посторонние, в том числе и главный воевода, поэтому желательно было вообще не говорить о своей дружбе с атаманом, и Свенельд ответил уклончиво:

   — Я плохо знаком с Глебом, сталкивался с ним лишь по делам города. Однако дело, которое ты ему намерен поручить, ни моё, ни Микулино, а касается всего войска, и он, как умный человек, должен понять, что в его исполнении главное — время, а не то, кто ему о нём сообщит. Ночью атаман обещал быть у меня с сообщением... с вестью, не остались ли где в окрестностях Бердаа неприятельские недобитки, дабы нападать на наши малые отряды в долине и мешать подвозу припасов в город. Я мог бы поговорить с ним заодно и об отправке гонцов на Русь, и атаман, возможно, сделает это раньше, чем ты, главный воевода.

   — Глеб будет сегодня у тебя? Нам повезло — обычно он носится по всему Аррану и редко появляется в городе. Такую возможность упустить нельзя, посему отправляйся на встречу с атаманом, а утром сообщишь, чем она завершилась...

Свенельд не солгал Олегу об ожидаемой встрече с Глебом, конечно, ни словом не обмолвившись об её истинной причине — атаман должен был сообщить ему о результате устроенной ими засады близ мостка через расщелину на дороге к Чёрной речке, где, по предположению Глеба, находился тайник с сокровищами Эль-мерзебана. Атаман, которого Свенельд велел своим стражникам пропускать к нему в любое время дня и ночи, уже поджидал его, удобно развалившись в широком мягком кресле.

   — Ну? — коротко выдохнул Свенельд, впиваясь в лицо атамана нетерпеливым взглядом.

   — Всё случилось так, как мы замышляли, воевода, — спокойно ответил Глеб. — Поздравляю тебя — ты стал одним из богатейших на всём Кавказе и Хвалынском побережье человеком. К сожалению, этими богатствами ты покуда не можешь воспользоваться ни здесь, ни тем более на Руси, куда его ещё предстоит с превеликим трудом доставить. К ещё большему сожалению, всё, что я сказал о тебе, в полной мере относится и ко мне...

   — Ты не о том говоришь, — перебил Глеба Свенельд. — Скажи вначале самое главное — чем нам удалось завладеть и... насколько мы богаты. Все остальные разговоры — потом, потом...

   — Насколько мы богаты? Ты прав, воевода, заявив, что мы стали одними из богатейших людей на Кавказе и Хвалынском побережье, я, по сути, не сказал ни о чём. Слова «богатый» или «бедный», равно как «много» или «мало», ничего сами по себе не значат, их обязательно нужно с чем-либо сравнивать. Ты хорошо знаешь, какую добычу наше войско захватило вначале в Бердаа, затем во всём Арране. Какой части этой добычи хватило бы, чтобы считать себя очень богатым человеком, например, таким, как я только что говорил? Трети? Половины?

   — Мы захватили в одном Бердаа добычу, которая превзошла наши самые смелые ожидания. Если бы Арран был нищим краем, неужто великий князь Руси отправил бы нас сюда, на край земли? Если бы о его стольном граде не говорили, что он самый богатый город Кавказа, разве согласились бы стать нашими союзниками аланы и лазги, владыки которых славятся своей жадностью и сребролюбием? Атаман, ежели нам удалось захватить в расщелине треть того, что нашему войску в одном Бердаа, я буду считать себя богатейшим человеком не только на Кавказе и Хвалынском побережье, а во всём мире. Не томи мою душу, ответствуй быстрее, каким богатством мы с тобой завладели, — взмолился Свенельд.

Глеб громко рассмеялся, поднялся с кресла, подошёл к Свенельду. Положил ему на плечо руку, легонько подтолкнул к креслу, в котором любил сидеть за столом Свенельд.

   — Присаживайся, воевода. Боюсь, что, когда ты услышишь мой ответ, вряд ли устоишь на ногах.

Свенельд, не спуская глаз с Глеба, послушно опустился в кресло, и атаман, заняв место против него, сказал:

   — Воевода, мы с тобой владеем сокровищами, в три раза превышающими всю добычу, захваченную по сей день нашим войском в Бердаа и Арране вместе взятыми. Слышишь, воевода? Отчего ты побледнел и смотришь на меня, словно выброшенная на берег рыба? Тебе плохо? — Глеб с довольным смешком потрогал Свенельда за плечо. — Может, ты не веришь мне? Тогда спустись в дворцовое подземелье и пройди в дальнюю каморку, у дверей в которую сейчас стоят двое стражей-гирдманов с моим приказом не впускать в неё никого, кроме нас с тобой. В каморке семь бочонков с золотыми диргемами и три сундука с цветными каменьями и скатным жемчугом из личных драгоценностей Эль-мерзебана. Это та часть сокровищ, которую я смог доставить в город, разместив под сеном в арбах, на которых привёз в твой дворец казаков и викингов, убитых и раненных в схватке у расщелины с тайником.

Свенельд вскочил с кресла, ударом ноги отшвырнул его в дальний угол комнаты, шагнул к Глебу с поднятыми над головой кулаками.

   — Ты сказал — втрое больше, нежели захваченная нами во всём Арране добыча? Клянусь Небом, я разорву собственными руками всякого, кто только посмеет посягнуть на наши с тобой сокровища! Ты правильно поступил, что часть их доставил ко мне во дворец. Пусть боги будут свидетелями, что, покуда я жив, эти бочонки и сундуки останутся нашими. Ты поручил их охрану двум викингам? Я удвою, нет — утрою их число! А надёжно ли ты укрыл оставшиеся сокровища? Никто не мог выследить наш тайник?