Быть Руси под княгиней-христианкой

Однако значительное ослабление своего войска не беспокоило Мохаммеда — он был уверен, что настоящей войны между ним и находившимися в Бердаа русами и их союзниками не будет. Ну с какой стати русам, а тем более викингам с аланами и лазгами, сражаться сейчас за город? Они явились в славящуюся своим богатством торговую столицу Кавказа за добычей, захватили её и, как некогда великий князь Игорь, после достижения своей цели должны отправиться домой. На сей раз они несколько задержались с уходом из города, но причиной тому чрезмерное количество в Бердаа и его окрестностях прекрасного вина, к которому так охочи русы с викингами и аланы-христиане. Однако появление под стенами Бердаа Эль-мерзебана с большим войском напомнит незваным гостям, что им пора убираться из Аррана восвояси, иначе многим из них вместо возвращения с богатой добычей домой придётся навсегда остаться в долине Бердаа или на дне Куры.

Правда, кое-что настораживало Мохаммеда: заняв Бердаа, русы, вопреки своему обыкновению, не принялись за повальные грабежи, а громогласно объявили жителям, что те могут быть спокойны за свои жизни и имущество, купцы и ремесленники могут безбоязненно заниматься обычными занятиями, а городские власти заниматься всегдашними делами. Но самое удивительное заключалось в том, что русы не только сдержали свои обещания, но и удержали от грабежей и насилия своих союзников, которые как раз и вызывали у жителей долины Бердаа наибольший страх. Вдобавок к этому русы стали покупать у земледельцев необходимые им припасы, расплачиваясь за них звонкой монетой, хотя побывавшие до них в долине чужестранцы-победители отбирали всё нужное или понравившееся силой оружия. Но и этим странностям в поведении неприятеля Мохаммед нашёл объяснение: зачем нужно настраивать против себя горожан и жителей окрестных селений, чтобы затем подавлять их возможные выступления и бояться высунуть нос за крепостные стены, если можно купить добрососедские отношения ценой незначительной части захваченной добычи? Собственная жизнь и безопасное пребывание на вражеской земле стоили этого, тем более что даже самой богатой добычи ещё никогда не хватало для насыщения аппетита любителей до чужого добра.

Доходившим до Мохаммеда слухам о том, что русы якобы собираются надолго остаться в Бердаа, превратив город в свой оплот на Кавказе и объявив его частью Руси, он не верил. Ну о каких владениях Руси в сердце Кавказа может помышлять здравомыслящий властитель, если между Арраном и его исконными землями лежат огромные расстояния, а дорога между ними пролегает либо через враждебную Хазарию, либо через территорию вероломных и своекорыстных аланов и лазгов? А без помощи с родины русам в Арране долго не продержаться: им никогда не выдержать противоборства с могущественным Багдадским халифатом, который ну за что не смирится с потерей лучших своих кавказских владений и любой ценой возвратит их обратно, даже если для этого придётся отправить в Арран многочисленную армию и ввести в Куру сильный флот. Но великий киевский князь не пылкий юноша, чья голова забита красивыми несбыточными мечтами, а зрелый, перенёсший множество суровых жизненных испытаний державный муж, и он не станет приносить в жертву химерам [73] жизни несколько тысяч своих лучших воинов.

Поэтому воеводы русов задержались в Бердаа вовсе не из-за желания своего великого князя стать владыкой Аррана, а из-за собственного стремления отыскать казну и личные сокровища Эль-мерзебана, упущенные ими при захвате города. Мохаммед их хорошо понимал — какой военачальник добровольно откажется от самой ценной части добычи, если у него есть возможность до неё добраться? Но тайник с вожделенными сокровищами не обнаружен, хотя времени для этого было предостаточно, неприятельское войско подступило к стенам Бердаа, положив конец прежней безмятежной жизни русов и их союзников, поэтому самое благоразумное сейчас для них наконец-то отправиться домой. Но уход из города без боя может выглядеть как бегство. Этого воеводы русов допустить не могут, им выгоднее покинуть Бердаа после небольшого сражения без победителей и побеждённых, которое может свидетельствовать об оказанном упорном сопротивлении и отступлении из-за превосходства неприятеля в силах.

Эль-мерзебан сам полководец и хорошо знаком с теми маленькими хитростями, к которым иногда приходится прибегать, чтобы сохранить лицо. Воеводы русов, не успевшие своевременно уйти из города, теперь хотят показать, что защищали его и покинули непобеждёнными с захваченной добычей? Что ж, он готов подыграть им и начать сражение, в котором не будет побеждённых. По его правилам оборонявшейся стороной должны являться русы, значит, наступающей — Эль-мерзебан. Он так и поступил, двинув в наступление на противника шесть тысяч пеших кызылбашей.

После битвы в долине у Узкого ущелья русов с союзниками осталось чуть больше десяти тысяч, и все они были выведены сейчас главным воеводой Олегом на равнину перед Бердаа. В отличие от прошлого сражения, в сегодняшнем принимала участие и конница: полторы тысячи аланов и лазгов, посаженных на трофейных лошадей, застыли в плотном строю на правом фланге своей боевой позиции, пять-шесть сотен конных русов стояли невдалеке от группы всадников в блестевших на солнце богатых доспехах. Наверное, это были воеводы русов и предводители их союзников, наблюдавшие, подобно Эль-мерзебану, за событиями на равнине. Неприятельская пехота была разбита на три разных по численности отряда. Впереди, выстроившись, как обычно, в несколько длинных рядов, стояли четыре тысячи русов, справа от них уступом расположились две тысячи викингов, слева — такой же численности смешанный русско-варяжский отряд. Позади своей пехоты растянулись две цепочки лучников и самострельщиков. Опершись на поставленные на землю щиты, опустив копья и секиры, вражеские дружинники наблюдали за приближавшимися к ним кызылбашами.

Перед началом сражения Эль-мерзебан долго размышлял, кому поручить нанести первый удар по врагу — дейлемитам или кызылбашам. Конечно, дейлемиты намного превосходили кызылбашей и по воинскому умению, и по стойкости в бою, хотя те и пользовались славой одних из лучших воинов на Кавказе. Но в сражении у Узкого ущелья русы и викинги доказали, что ничем не уступают дейлемитам и могут успешно отражать их пешие и конные нападения, поэтому даже одновременный удар всех пяти тысяч дейлемитов вряд ли принёс бы серьёзный успех, а стоил бы больших потерь. Впрочем, скорее всего, он и не получился бы. Удар двух тысяч конных дейлемитов противник мог бы остановить своей конницей, тем более что аланы и лазги гораздо лучше сражались в конном строю, чем в пешем, а тяжеловооружённых всадников-русов по мощи можно было смело сравнить с византийской панцирной конницей-катафрактами [74], являвшейся самым страшным противником дейлемитов. Бросать же оставшиеся три тысячи пеших дейлемитов одних на почти втрое превосходившего их по численности противника было бы безумием, а использовать вместе с кызылбашами вряд ли оправдано. Являясь главной силой такого удара, они при любом его исходе понесли бы самые большие потери, а это никак не входило в планы Эль-мерзебана.

Самым опасным противником Мохаммеда были не русы, явившиеся в Бердаа за добычей и рано или поздно покинувшие бы его, а заканчивавший подготовку к походу на Арран Абу-Абд-ул-Лах-Хусейн, собиравшийся вместе с двоюродным братцем Наиром обосноваться здесь навсегда. Вот против кого ему вскоре понадобятся верные храбрецы-дейлемиты, поэтому он должен беречь их, а не бросать первыми под мечи русов и викингов в мало что значившем для судьбы Аррана и самого Мохаммеда сражении. Пусть битву начинают кызылбаши, их наступление покажет, насколько серьёзно противник намерен сегодня сражаться, и в зависимости от этого Эль-мерзебан примет окончательный план боя. Может, ему удастся избавить Бердаа от воинственных пришельцев, заплатив за это кровью кызылбашей и прочего кавказского сброда и не потеряв ни одного дейлемита.