Волжское затмение (СИ)

– Отец… Ты… – пробормотал ошеломлённый Антон, утыкаясь в пропахший махоркой, травой и паровозным дымом отцовский пиджак. – Ты… Да как ты здесь? В городе белые, а ты…

– А я – чтоб ты знал. В городе и красные есть, Антоха, – невесело улыбнулся Василий Андреевич. – Я уж третий день здесь. Вот только сегодня до дома дошёл. А мне тут Дашка занятные истории рассказывает. Про Погодина, который Перхуров. Про Виктора Иваныча, который на самом деле Савинков. Тот ещё похлеще Перхурова будет, контра номер один. Спаслись вы, ребята, чудом, но радоваться пока нечему. Всё, кажется, ещё впереди. А вот ты откуда? Чумазый, да вроде и побитый, а? – прищурясь, оглядел он сына. – Где лазил? Признавайся.

Антон, вздохнув, с неохотой рассказал отцу и Даше, что видел в городе, как оказался на оцепленной Которосльной набережной и встретился с белым офицером Супониным. О Перхурове говорить было уже нечего: Даша всё знала от отца.

– Ну, что под обстрел полез, это дурак, конечно. Впрочем, не ругаю, – и Василий Андреевич сделал великодушный жест. – Сам таким же был, знаю, каково это… Супонин, говоришь? М-да-а… Меня чуть в расход не пустил, а тебе, видишь, жизнь спас… Ну и ну! – и глотнул остывшего морковного чаю из кружки. Сидели они тут с Дашкой, видимо, долго.

– Как так – в расход? – вытаращился Антон.

– А так… Пулей. Хотел я им помешать, ребята. Не вышло. А теперь туго будет. Ох, туго. Хреновые дела, скажу я вам, – махнул рукой отец.

– Да как? Как же вы допустили? – негодовал Антон. – И гляди, идут ведь к ним! Хорошо идут!

– А так, Антоха, – горько покачал головой Василий Андреевич. – Допустили вот. Слабые слишком были. А они, видишь, силу показали. Вот люди к силе-то и потянулись. Да и как не потянуться: безнадёга кругом, бескормица. И работы нет. Обнищали, оголодали. И обозлились, чего таить… Не хочу пугать вас, но плохо будет всем, – он оглядел Антона и Дашу и опустил глаза.

– Всем? И своим? – распахнула на него Даша свои серые глаза.

– Всем, Дашенька. Это война, – вздохнул Василий Андреевич. – Не так уж силён и страшен этот Перхуров. Страшно вот что. Глядите, – и, взяв со стола нож, он принялся чертить на скатерти круги. – Вот Перхуров с его башибузуками, – и очертил маленький кружок. – Вот с тысячу одураченных людей, которые за них воюют, – и обвёл этот кружок кругом побольше. – А вот весь наш город, – и, насколько хватило руки, провёл он огромный круг по всему столу. – Десятки тысяч безоружных, ни в чём не виноватых людей. Как вы. Как все… Выходит, за вашими спинами эти гады прячутся. Но мы их всё равно разобьём. Они и так уже трупы, от них и от живых-то мертвечиной за версту разит.

Антон с сомнением покачал головой.

– Ты башкой-то не мотай. Всё не хуже меня понимаешь. И люди быстро раскумекают, не дурее тебя. Но мы-то! Какие же мы ещё лопухи! – сокрушённо схватился за виски Василий Андреевич. – Учить нас ещё и учить! Мы-то всех этих контриков чуть не под честное слово отпускали! Ничего. Теперь умнее будем. Попомнят, сволочи! Ишь, повылезли! Ничего, дайте срок! – последние слова отец произнёс глухо и злобно, сквозь сжатые зубы, и от души пристукнул кулаком по столу. Аж самовар подпрыгнул. Жалобно звякнули кружки с чаем. Антон ошеломлённо потряс головой. Василий Андреевич тяжело вздохнул и перевёл дух.

– Вы, ребята, не очень-то смотрите… Злой я, – тихо проговорил он. – Это ничего, это нужно. Я хочу, чтоб вы знали. Через два-три дня здесь будет мясорубка, и вам тут делать нечего. Вас я выведу отсюда. За Которосль. Там наши.

– А что будет с городом, дядя Вася? С людьми? – подала робкий голос Даша. – О людях-то подумали?

– Вот я и думаю о людях. О вас, – раздражённо, скороговоркой, проговорил отец. – А вы в благородство играете. Не время, ребята. И не место. Полетят сюда снаряды – поздно будет одумываться!

– Так надо ж людей вострить, отец! – резко и отчаянно развёл руками Антон. – Чтобы уходили из города!

Отец выразительно посмотрел на сына и постучал пальцем по лбу.

– Ты, сынок, туго соображаешь. Вострить надо, да кто слушать-то станет? А то ещё и сдадут…куда следует. Засуетятся только, когда гром грянет. Проверено. Так что, ребята, не дурите, собирайтесь – и пошли. Пока не поздно. Артиллерия не выбирает, кого бить. Вот и думайте.

– А чего мне думать? – выпрямился Антон и решительно сжал губы. – Ты бы на моём месте ушёл? Сбежал бы? Нет, папа. Я остаюсь. Забирай Дашку – ей и впрямь не надо здесь. А я останусь. Ты от них не бегал, так и мне не с руки подличать.

Отец вздрогнул и заморгал. Озадаченно.

– То есть как это – забирай? – раздался тонкий возмущённый Дашкин голосок. – Я что – кукла? Это что ещё такое?

Антон ошалело обернулся к ней. А Василий Андреевич, вскочил и нервно заходил по комнате.

– Вот вы, значит, как! Ого! – тряс он головой и ерошил стриженые волосы. – Вот так раз! Ох, и всыпал бы я вам… Да поймите, поймите же, черти полосатые, дурачьё, вы же погибнете здесь! Погибнете и никому не поможете! Ну что, вот что вы здесь будете делать, когда мы из пушек начнём садить? Всерьёз? По всему городу? Ну?

– Не знаю, – тихо и упрямо проговорил Антон. – Но я никуда отсюда не уйду. Это мой город. И пусть твои горе-вояки хорошо подумают, по кому они тут будут садить из пушек, – и медленно поднялся из-за стола.

– Дурак ты! – вскричал отец и топнул ногой. – Не подумают они! Потери будут считать потом. Если вообще будут! Это война, и благородничать тут никто не станет. А ты дурак. Дурак, – и отец, зло улыбнувшись, развёл руками.

– Твоё воспитание, папа, – пожал плечами Антон.

Отец, сжав губы, отвернулся к окну. И замолк. Запас увещевающих слов у него иссяк и, видимо, очень хотелось перейти на другие – ругательные. Но Василий Андреевич не дал себе такой воли. Просто стоял у окна и молчал под сотрясающий гул канонады с Которосли.

– Дашка, – повернулся Антон, понимая, что от отца он больше ничего не услышит. – А ты… Ты зря. Ты иди. С отцом. Тебе и впрямь незачем рисковать-то. Тут ведь вон что… – и Антон мельком покосился на отца. – Он же прав. Если по уму. Это по совести мы с ним не сойдёмся, а по уму – уходить тебе надо…

– Что я слышу! – горько и ехидно покачал головой отец, повернувшись к ним. – Умные речи Антона Каморина! Во диковина-то! Давай, Дашутка, решайся. Мне его не переупрямить, силы не те уже. А глядя на тебя и он, может, одумается…

– Мы… – тихо выговорила Даша и запнулась. – Мы останемся, дядя Вася. Я Антона не брошу. Пусть будет, что будет… – она резко вздохнула и зажмурилась. Антон, поглупев лицом, глядел на неё с ошеломлением, восхищением и благодарностью. Взял и крепко сжал её узкую тёплую ладошку. Даша смущённо улыбнулась.

– Папа, мы понимаем, но… – тихо начал было Антон.

– Да ни черта вы не понимаете, – сварливо оборвал его отец. Помолчал, покусал губы и вновь заговорил, будто бы оправдываясь и призывая ребят в союзники. – Очень хочется ошибиться… Очень хочется. Но плохо всё, ребятки. Очень хреново. Нет у нас сейчас сил взять и выбить их из города. И негде взять пока. А те, что есть… – он скривился и махнул рукой. – В общем, дрянь пока дело. Историю учили? Помните, как города измором брали? Вот что-то похожее пока и будет. Силой вас увести не могу, но прошу вас: решайтесь. Времени мало. А в вас… – и Василий Андреевич тяжко вздохнул. – В вас и жизнь моя и смысл её, кажется… Иначе зачем бы всё это было начинать? А, ладно. Мне пора.