Иван Сусанин

Не забыл дед Михей показать и лучшие меды — «боярский», «княжеский», «царский», да «обарный».

— Этими владыка особливо тешится. Дам и вам испить.

Парни отведали, похвалили.

— Искусен же ты, медовар, — молвил Иванка. — Как готовишь такое яство? Вот хотя бы мед обарный?

— Могу и поведать, коль владыка прислал. Вишь, что молодые работные творят? На выучку ко мне владыка поставил. Двое разводят медовые соты теплой водой и цедят через сито. Воск удаляют и сюда же в кадь хмель сыплют. Другие — варят отвар в котле.

— И долго?

— Покуда до половины не уварится… А теперь глянь на тех молодцов. Выливают отвар в медную посудину и ждут, пока не остынет… А вот то — хлеб из ржицы. Не простой хлеб. Патокой натерт да дрожжами. Кладем его в посудину. Стоять пять дён. А как начнет киснуть, тогда самая пора и в бочки сливать. Боярский же мед инако готовим. Сот берем в шесть раз боле, чем воды, и настаиваем седмицу. Опосля сливаем и подпариваем патокой. Вот те и боярский мед.

— А царский?

— Про то не поведаю. Сам готовлю, но молодцам не показываю.

— А чего ж таем-то?

— Молод ты еще, детинушка, — степенно огладил бороду Михей. — Ведай: у всякого мастера своя премудрость. Мой мед царю ставят, а нарекли его моим именем — «михейкиным» медом. Вот так-то, молодцы. А теперь ступайте, недосуг мне.

— Спасибо за мед, дед Михей, — поблагодарил Иванка и повернулся к Неверке. — А сейчас веди меня в поварню.

Глава 22

«ОТ ТРУДОВ ПРАВЕДНЫХ»

Купец взбулгачил не только свою слободу, но и весь град Ярославль. Горожане шумели на торгах и крестцах:

— Не нужны нам иноверческие кирхи!

— То святотатство!

— Дозволь немчинам одну божницу поставить, и другие как грибы подымутся!

— Василий Кондак — истинный христианин. Всем городом стоять за Василия!..

Горожане настолько ополчились против немчинов, что тысячным скопищем направились к хоромам воеводы, и когда тот вышел из ворот, то услышал такой угрожающий гомон, что весь похолодел. Чернь настроена решительно, глядишь, и за орясины возьмется.

Едва уняв сонмище, воскликнул:

— Пусть кто-то один молвит!

Молвил Василий Кондак:

— Нам известно, воевода, что ты не стал супротивничать немцам, и отослал их к владыке Давыду. Владыка же повелел ставить кирху в Кондаковской слободе, вблизи православных храмов. Кощунство!

— Не в моих силах отменить повеленье владыки, Василий Прокофьич. Церковные дела вершит архиепископ.

Мышецкий норовил говорить миролюбиво, в надежде утихомирить толпу, но его слова были встречены до такой степени враждебно, что воевода перетрухнул.

«Надо бы стрельцов кликнуть», — подумал он.

В гвалте неслись разгневанные слова:

— Ты с владыкой немцам потатчик!

— Мздой утешились!

— Весь народ супротив, а ты с владыкой в одну дуду поешь!

— Бить челом государю!

— От всего града челобитную!

Долго шумело сонмище, а когда стихло, оробевший воевода, произнес:

— Я попытаюсь переубедить владыку. Соберусь в Ростов.

Но тут опять взял слово Василий Кондак:

— Покуда ты собираешься да владыку убеждаешь, немчины свою божницу поставят. Да и не веруем мы, что владыка иноверцам откажет.

— Не веруем! — грянуло сонмище.

В тот же день от «всех людей града Ярославля» была отписана великому государю Ивану Васильевичу челобитная, кою повез сам купец Василий Кондак «со многи ярославцы».

Слух докатился до архиепископа: примчал гонец от воеводы Мышецкого. Прежде всего, Давыд пришел в исступление, а когда поостыл в гневе, позвал прислужников.

— Немедля садитесь на коней и скачите по дороге в Москву. Надо перехватить ярославских нечестивцев, кои вздумали поруху моим церковным делам учинить. Купца Ваську Кондака ко мне доставьте для разговору. Затеял он не богоугодное дело, кое великому государю не по нраву будет. Скачите спешно, одвуконь!

Иванке сказал с глазу на глаз:

— На тебя особо надеюсь, сын мой. Дабы Васька Кондак не сбежал, свяжи его.

— Но в чем поруха Кондака?

— О том тебе покамест знать не надобно. Доставишь Ваську — изведаешь. И с прислужников глаз не спускай. Как бы на Васькины деньги не польстились. Купчина богатый. Поезжай с Богом, сын мой.

Иванка поехал с тяжелым сердцем. Что-то подспудно подсказывало ему, что владыка затеял дело не такое уж и «богоугодное».

Перехватить «ярославских нечестивцев» не успели.

Василий Прокофьевич, ведая, что Мышецкий может учинить за челобитчиками погоню, не пожалев денег, снарядил в дорогу молодых ярославцев, отрядив им резвых скакунов.

Грамота была передана в приказ Тайных дел. Начальник приказа посчитал, что к челобитной от всего града Ярославля может проявить интерес сам великий государь, и, без привычной волокиты, принес ее Ивану Васильевичу.

Царь как раз принимал посла от римского папы и «состязался о вере». Кстати пришлась челобитная. В том же «Сказании» написано, что «Ростовский архиепископ Давыд отпал от веры христианской и приложился к латыни. Царь мудро защитил православную веру, папина посла отпустил, а Ростовского архиерея Давыда изобличил, яко еретика, сверг с архиерейского престола и сослал в монастырь… Немцы же зело возмутившись духом, и недоумевая, что учинити, засим, сотвориша совет, решили не делати своей божницы до некоего времени. Христолюбивый же муж Василий Кондаков, видя всё сия, укрепился верою Христовою и воздал хвалу Богу».

В знак доброго разрешения, Василий Прокофьевич надумал поставить на месте предполагаемой кирхи православную церковь Вознесения. Скоро «изготовив все потребное к строению и, отмерив под церковь и под погост довольно земли, и наняв делателей многих, заложил сию деревянную Вознесения Господня церковь в лето 7092 (1584), и на другое лето то совершил, и чудно, яко невесту, украсил и образы, и сосуды серебряными и ризами и книгами божественными и обиходными, во славу Христа Бога нашего. Все же сотворил не от имений духовного чина, ни от вельмож градских, но от трудов своих праведных».

Так явилась в граде Ярославле, на Кондаковом посаде, церковь преславная.

Глава 23

ЖИЗНЬ ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ

Митрополит Макарий (всенепременно!), посоветовавшись с Иваном Грозным, направил в «неделю вторую святого Поста», бывшего игумена Троицкого Сергиева монастыря Никандра [128], архиепископом в Ростов Великий.

Выбор был тщательным. Ростовская епархия — одна из самых видных на Руси. Царь особенно скрупулезно подбирал архиерея. Бывший владыка был уличен в ереси и сослан в монастырь, дабы забыл, как латинянам предаваться. Но не только из-за этого легла опала на Давыда. Владыка, как изведал царь, был настолько скуп, что меньше других епархий пожаловал казны на Ливонскую войну, хотя его богатства были зело велики.

— Надеюсь, что ты, отче Никандр, усердно будешь служить не только русской церкви, но и озаботишься нуждами державы, — сказал царь.

— В оном ты можешь не сомневаться, великий государь.

Никандр был истинным подвижником святой Руси. Родился он в ярославской деревне Вертлово. Свой монашеский постриг будущий иерарх принял в обители преподобного Сергия Радонежского. Инок настолько ревностно служил Богу, что через несколько лет стал настоятелем знаменитой Троицкой обители. Незадолго до его архиерейской хиротонии [129] в Троицкую обитель приезжал на богомолье царь Иван Васильевич с царицей Анастасией. Возможно, его приезд способствовал выдвижению в архиереи бывшего Троицкого настоятеля.

Вскоре после покорения Казани Иван Грозный крестил своего первенца — царевича Дмитрия — в Троице-Сергиевом монастыре, «а крестил его архиепископ Ростовский Никандр».

Из соборной грамоты, посланной в Соловецкий монастырь, где говорится о еретических заблуждениях Башкина и Косого, явствует, что в соборных заседаниях принимал участие и Никандр. В Летописце, в коем описан Собор, осудивший еретиков, вторым после митрополита Макария назван Никандр.