Баязет

я совершает дичайшие преступления!..

Шарль Делафон, бойкий корреспондент восьми французских газет, плативших ему по франку за строчку, отбросил перо и встал.

- Мне недоело писать об этом, - сказал он. - Восток похож на дурную книгу в роскошном переплете. Русские оказались смелее нас: благородным лезвием этой войны они разрезают те последние страницы, на которые весь мир только в страхе закрывал глаза!

Шарль Делафон достал из ледоделательной машины тонкую пластинку прозрачного льда, с хрустом разгрыз се на молодых зубах.

- Будри опять рыщет у стен крепости? - спросил он.

- Я не знаю, где он рыщет, но я знаю другое: служа прессе, нельзя быть заодно и шпионом, - ответил ему рыжебородый Диего Хуарец, испанский художник, оратор, журналист, гарибальдиец и демократ, в прошлом матрос чайного клипера.

Миссис Уоррен, в прическе которой "букль д'амур", несмотря на адскую жару, держались весьма исправно, решила защитить графа де Будри:

- Он, бедный, так много потерял на лигатуре турецкого золота, что маленькое любопытство в пользу Фаик-паши будет вполне простительно. Как угодно, господа, но я целиком на стороне турок, которым дарована конституция, а русские продолжают оставаться варварами. Они плодят завоевателей, словно шампиньоны под навозом: бонапартизм Гурко, Черняевых и Скобелевых угрожает древней культуре Востока, и священный долг Европы защитить Турцию от русского вандализма...

- Это верно, миссис, - мрачно согласился Диего Хуарец, - они конституции не имеют. И душа народа не зависит от формы правления. Пусть они менее англичан образованны, но зато русские солдаты не вспарывают животов младенцам, как это делают турки, живущие под сенью юной конституции султана!

- Вы склонны к парадоксам, - заметила Уоррен.

- Скорее - к истине, - закончил художник.

Вошел еще один член европейской колонии, большеголовый анличанин, служивший врачом при лазарете Красного Полумесяца.

Потерев ладонью розовую лысину, врач налил себе рому.

- Позвольте мне, миссис Уоррен, выпить на этот раз за моих русских коллег, что сидят сейчас в крепости. Я часто думаю, что представить их трудности так же сложно, как и отличить по моей лысине, кем я был в молодости - брюнетом или блондином!

Он присел к столу, отхлебнул вина.

- Турецкие врачи, - сказал он, - удивительны... Один из моих помощников держал в Эрзеруме кузницу, а другой занимался контрабандой. Наследие конституции налицо: их "выбрали" на пост эскулапов, и можете послушать, как орет сейчас под их ножом какой-то правоверный...

2

Штоквиц с мортусами обошел закоулки крепости, подобрал четырех мертвецов, один из которых по дороге в могилу вдруг заговорил:

- Братцы, ой, пустите... не надо меня, братцы...

- Стой! - Штоквиц приставил ожившего солдата к стенке. - Держаться можешь, трухлявый? - спросил он.

- Могу, - ответил солдат. - От сухости это, уж не взыщите за хлопоты. Поначалу-то всё круги да круги в глазах, а потом гулом земля пошла. Икать начал. Совсем