Пером и шпагой

них не было. Сел старший, как гость, в красный угол. Долго не отрывал глаз от пыльной рамочки, что висела - посередь родни, дальней и ближней, - кривенько. И смотрела на Михаилу Бестужева из этой рамочки красавица, вся воздушная, это - Аннушка Головкина. Едва-едва медовый месяц и дотянул с ней: язык ей вырезали, кнутами выстебали спину и сослали пересчитывать остроги сибирские.

Не выдержал тут воспоминаний Михаила Бестужев, слезу вытер:

- Алешка, скажи... Ведь и ты, подлый, руку к ней приложил?

- А ты не хнычь, - резко отвечал канцлер. - Коли карьер хочешь провесть меж Сциллою и Харибдою, так баб неча жалеть! Вон я, смотри, каков: сына своего родного в Петропавловскую крепость засадил. И пусть сидит! Зато никто мне глаза не колет, что личное прихлебство имею. Не таково время, братец, чтобы мелких людишек жалеть...

- Бог тебе судья, брат, - отвечал Михаила Петрович. - И не о том речь. Прости, коль почешу место, которо чешется. Негоже, братец, ты Россию ведешь. Не в тую сторону наклонил ты ее.., как бы, гляди, не опрокинулась она!

- У меня - система! - сразу вспылил канцлер и прошелся перед братом, крепко стуча башмаками; резало глаз от сияния бриллиантовых пряжек на них.

- Система.., ну-ну! А только Петр Алексеич, царствие ему небесное, в политике гибок был. Яхо змий, бывало! Оттого-то и ладил. Да и ковров персицких не заводил. Из-за рубля сам давливался, а людей за копейку давливал. И система твоя не от Петра корень ведет, а от графа Остермана - врага русского!

Канцлер стройно вытянулся - даже помолодел в гневе.

- Мишшш-ка, - шепнул он. - А ты, кажись, по дороге ко мне сначала к Ваньке заезжал Шувалову... Опять ковы противу меня? Опять слетаетесь требуху мою клевать, воррроны?

- Нос-то у тебя долог, - ответил брат, - а откеда дерьмом понесло, того не чуешь... Ведомо ли тебе, что австрийский канцлер Кауниц чуть ли не полы у маркизши Помпадур в сенях моет?

Алексей Бестужев даже растерялся, но тут же огрызнулся.

- Вранье, - сказал. - Кто поверит в сие? Парижу с Веной в друзьях не бывать. Бурбоны с Габсбургами еще со времен кардинала Ришелье царапались. Двести тридцать лет вражда их длится... А наш враг - Фридрих: он Силезию у австрияков отхватил, значит, нам прямая выгода Вены держаться. Поелику Вена, по нраву нам, зуб на турок имеет. А в морях мира да будет навечно Англия, крепкая и денежная... Вот и все. Вот тебе система моя!

- Фридриха потоптать надобно, - кивнул Михаила Бестужев в согласии. - Но, гляди сам, как бы не обмишурили тебя лорды.

- Меня? - захохотал канцлер. - Да я маркиза Шетарди и того сковырнул отсюда. А уж как силен был! В одном шалаше с императрицей костры жег.., целовался с нею! Только его и видели...

И снова посмотрел Михаила Петрович на красавицу жену: безъязыкая, где-то она ныне мается? И - позлобел на брата:

- Ты и русских людей, по дружбе с Бироном, сожрал тысячами!

Даже бровью не повел канцлер. Ответил с вызовом:

- Так и что с того? Меня жрали, и я жру. Вот,