Пером и шпагой

т государства же остался жалкий клочок земли. Несокрушимость Пруссии обернулась мифом, легендой. Фридрих отучил немцев думать ("король думает за вас!"). Патриотизм же своего народа Фридрих развивал "китайским" способом: через полную изоляцию Пруссии от всего мира. За границу своих пруссаков король не пускал, чтобы не насмотрелись лишнего, книги иностранные сам читал, но подданным читать не позволял. И так - со всем, чего ни коснись. Прогресс был Фридриху всегда чужд. Машин в Пруссии он не терпел, ибо машина - по его мнению - друг лентяя; пруссак же пусть работает и за себя и за машину. Король воспитывал активных рабов, совершенно забывая о том, что раб, внешне даже активный, в душе остается всегда пассивным. Это его естественное состояние, - палки тут не помогают!

Пруссия настолько была истощена духовно при Фридрихе Великом, что не смогла даже спасти свою честь. Спасать Пруссию взялась армия России. А реформаторов она набрала из саксонцев, ганноверцев, нассаусцев и голштинцев. Сама же Пруссия была неспособна поставить даже одного политического деятеля!

Таковы были жесткие и кислые плоды долгого царствования "старого Фрица". Россия взяла Пруссию под свою опеку - в политике, в экономике, в финансах. Закостеневшую в убогих формах правления, ее стали будить реформами. Затем династия Гогенцоллернов породнилась с династией Романовых-Голштейн-Готторпских (внучка Фридриха II стала женою русского императора Николая I), и многое из того дурного, что воспитал и взлелеял Фридрих, при Николае I было пересажено на русскую почву. И вырвать эту заразу с корнем уже можно было только путем революционным.

***

В следующем 1787 году Лондон был взволнован появлением в своих клубах мулата Сен-Жоржа. Это был здоровенный красавец, ростом под потолок, любимец женщин и веселых мужских компаний. Сен-Жорж считался первым в мире бойцом на рапирах: рука мулата, сплошь из мускулов и нервов, не знала поражений.

Принятый в высшем свете, Сен-Жорж заранее застыл в позе победителя. Принц Уэльский уговорил его показать свое искусство публике, и в Карльтонгаузе состоялся сеанс фехтования. Ловко и быстро разил мулат соперников. Рапира его металась как молния, разбрызгивая яркие отблески света. Гордым счастливцем шествовал Сен-Жорж - под крики восторга - мимо трибун, и дождем сыпались к ногам красавца цветы и любовные записки от женщин.

- Кто еще? - спросил он, возвысив голос. - Кто еще рискнет на поединок со мною?

Лучшие бойцы Англии уже были побеждены, и теперь англичанам оставалось одно - аплодировать победителю... Придерживая шуршащие юбки, де Еон спустился с трибун для зрителей на арену.

- Принц Уэльский, - сказал он, - я когда-то имел счастие открывать бал с вашей матерью, а потому, хотя бы из уважения к моим годам, потребуйте тишины у публики.

Принц Уэльский поднял руку, восстановив спокойствие зала.

- Сколько лет этой карге? - спросили сверху о де Еоне.

И смущенно улыбался Сен-Жорж, вертя в руке свою рапиру.

- Эй, вы там! - крикнул