Баязет

рвой казачьей сотне был брошен, и один из казаков (имя его нам неизвестно) действительно ушел вечером из цитадели. Весть об этой отчаянной попытке облетела закоулки Баязета, и на пыльном дворе, вокруг громадной чаши фонтанного бассейна, собрались в ожидании солдаты и казаки.

Дениска Ожогин откровенно завидовал.

- Мне в карты, - говорил он, - да на жеребьевку николи не везет. - А жаль! Дочка-то у сотника уж такая, братцы, виднущая краля. Раз приезжала в станицу - так видел я. По улице пройдет, только и слышно: шур-шур-шур! Ватнин ее в шелка да бархаты разукрашивает. Весьма аккуратненькая барышня!..

Сотни воспаленных глаз смотрели сейчас на ржавую воронку крана - люди ждали воды с нетерпением, словно чуда.

Штоквиц растолкал людей, вышел на середину:

- Что за толкучка? Разойдись... - Выслушав, в чем дело, капитан выругался: - Лапти вы лыковые! Впредь за самовольство по рожам бить буду... Сидите за стенами, канальи!

Где-то на окраине города раздался вопль часовых, рвануло тишину плотным залпом, а в кране вдруг зашипело, забулькало, погнало из труб душный зловонный воздух.

- Сотник! - заорал Дениска на Ватнина. - Считай себя дедушкой. Я, чур, в крестные батьки записываюсь!..

Ватнин, мрачный и неподвижный, исподлобья посматривал поверх монатых голов. И вот из крана ударила ржавая струя; потянулись к ней манерки солдат и котелки казаков; вода упругими толчками забила из воронки.

- Аи-я-яй! - волновался, оттертый в конец толпы, старый гренадер Хренов. - Держи ее, милые, не пущай мимо...

Вода шла около двух минут, насытив жажду лишь немногих.

Потом она кончилась, и вместе с водою кончилась на окраине города пальба и суматоха.

Все стало ясно. Дениска облизнул губы, сказал Ватнину:

- Теперича я пойду. Можно?

- Пущай в девках засыхает, - ответил Ватнин, - а погибать попусту, ради лихости только, никому не дозволю. Расходись по местам, братцы!..

Потресов, узнав об этом случае, спросил Клюгенау:

- Не знаете, барон, молодой он был?

- Не знаю. Наверное, не старый...

Пленные турки, под присмотром канониров, уже тащили из подвала старинный екатерининский "единорог". Пушку положили пока на землю, и она лежала, толстая, как свиная чушка. Кирюха Постный, заикаясь, выпалил:

- До-до-домои надо!

- Всем надо, - ответил Потресов.

- Пу-пу-пу...

- Пугаешь? - спросил Потресов.

Кое-как Кирюха Постный объяснил свой замысел: втащить орудие на второй этаж и выставить его из окна, чтобы прямой наводкой отбивать огонь турецких батарей. А на место, свободное после орудия, водрузить этот "единорог".

- Он то-то-то ..

- Тотлебен ты, - похвалил его майор. - Ну и башка у тебя!

- .. .толстый! - выпалил Кирюха. - Его и не разорвет, может?

Такая мысль - противопоставить турецким батареям хотя бы одно орудие лицом к лицу - давно уже возникала в голове Потресова, но осуществить это казалось невозможным: мешали нагромождения дворцовых пристроек и минареты мечети.

- А что! - задумался