Зелимхан

покажутся без него, мы тихо уйдем. Но вернее всего, что они

будут вместе с ним, тогда мы будем сражаться, и сын

Адода будет убит этой рукой.

Сын Гушмазуко выполнял клятву, данную отцу,

и, точно ища доказательства уверенности,

прозвучавшей в его последних словах, взглянул на свою сильную

руку.

Но вот на дороге показался человек. Зелимхан

с братом застыли, устремив взоры на дорогу.

— Нет, это не он, — почти шепотом сказал

Зелимхан и глубоко вздохнул.

Помахивая палкой, по дороге неторопливо прошел

старик. Солтамурад узнал его. Это был тот самый

мулла, который благословил его брак с Зезаг.

Из-за гор выглянуло солнце. Засветились яркими

красками вершины Харачой-Лама. В роще громче

запели птицы.

— Мулла, видно, пошел в Ведено, чтобы

благословить какое-нибудь очередное злодеяние начальства, —

отозвался Зелимхан, поглядев ему вслед.

— Может быть, — нехотя ответил Солтамурад, не

испытывавший никакой вражды к этому человеку.

Прошло еще около часа, пока из-за поворота

показался человек.

— Он... — прошептал Зелимхан, махнув рукой

брату. — Идет один. Сиди спокойно.

Братьев охватило волнение. Особенно сильно

волновался Солтамурад, которому казалось кошмарным

сном все происходящее. Ведь с сыном Адода он дружил

з детстве, играл с ним в альчики и прятки. Вспомнил

Солтамурад, как однажды «сын старшины вытащил его

из проруби, куда он провалился, катаясь на санках.

А теперь они враги, кому-то из них троих надо уйти из

жизни. Странно, очень странно и страшно.

Зелимхан ждал, пока идущий подойдет поближе,

пока не выйдет он вон из-за того камня.

А человек шел спокойно, изредка вглядываясь в

примыкающий к дороге лес. В левой руке он нес

черную папку, справа на боку из-под кобуры поблескивала

рукоять револьвера, на поясе у него висел кинжал

в позолоченных ножнах..

— Эй, ты, сын Адода! — крикнул Зелимхан. —

Защищайся! Пришел час, когда надо доказывать свою

храбрость. Это говорю я, Зелимхан...

Идущий отпрянул назад и выхватил пистолет.

Зелимхан быстро положил на землю винтовку и тоже

вытащил револьвер, но держал его опущенным. Он

медленно двинулся навстречу врагу.

— Стреляй первым! — крякнул он.

Грянул выстрел, и тут же за ним — второй. Сын

Адода как-то неестественно подскочил и свалился на

землю. Папка упала в нескольких шагах от него.

Зелимхан спрятал револьвер, вернулся за винтовкой

и быстро спустился на дорогу. Вслед за ним шел и Сол-

тамурад.

Юноша лежал неподвижно, раскинув ноги, обутые

в изящные сафьяновые мяхси *, отороченные золотой

нитью. Пуля разбила на его груди газыря из слоновой

кости и прошла навылет.

«Из трех клятв, данных отцу, я выполнил две, —

подумал Зелимхан. — Может быть, теперь установится

мир' между «нами, вмешаются добрые люди и предложат

нам всем покончить с кровными делами?.. Но есть еще

Чернов. Где искать его?»

Абрек заглянул »в лицо убитого, и вдруг его

пронзила жалость. Ярко сияло солнце, зеленела трава, в

которой, переливаясь яркими красками, покачивали

головками первые весенние цветы. Вновь запели

приумолкшие было птицы. Вся эта красота окружающей

природы восставала против нелепости совершенного

злодеяния. В душе грозного Зелимхана промелькнула

тень сожаления, но было уже поздно.

Зелимхан взял папку убитого, положил ее рядом

с телом и быстро начал читать над ним отходную

молитву.

— Жалко его все-таки, — дрожащим голосом

сказал Солтамурад.

___________________________________________________________

1 Мяхси — легкие и мягкие сапоги.

Зелимхан молча взглянул на брата и сурово

сдвинул брови.

— Конечно, жалко, — просто и серьезно ответил

он. — Ведь человек же был.

Потом, как бы прогоняя временную душевную

слабость, Зелимхан поднял голову и сказал:

— Идем быстрее.

Но едва братья сделали шаг по направлению к

лесу, где стояли их стреноженные кони, как из

кустарника, метрах в ста от них, раздался грозный окрик:

— Ни с места! Вы арестованы за совершение

убийства.

Зелимхан мгновенно обернулся и взял винтовку

наизготовку. Солтамурад тоже поднял свое ружье. Но из

кустов уже выезжали трое всадников — офицер и два

солдата. Солдаты держали братьев на прицеле.

— Немедленно бросайте оружие и следуйте за

нами, — распорядился офицер.

— Не трогайте нас, — спокойно сказал Зелимхан.

— Мы сделали свое дело, и вас оно не касается.

— Я помощник пристава, и меня касается все! —

крикнул офицер. — Ни шагу, или прикажу

стрелять!

Зелимхан узнал в говорившем рыжего помощника

пристава Чернова. Даже вспомнил, как этот человек

увез однажды войлочные подстилки и медный кувшин

у их соседа за неуплату налога.

— Ваши солдаты плохо стреляют, господин

помощник пристава! — крикнул абрек. — И я буду вынужден

застрелить вас.

— Огонь! — приказал рыжий офицер.

Грянули выстрелы. Одна пуля, ударившись о

камень, разбила его, и осколок слегка царапнул лицо

Солтамурада, который нагнулся.

Зелимхан даже не пошевелился, хотя вторая пуля

прожужжала совсем близко от него. Младший брат

поднял ружье, чтобы снять с коня помощника приста-

за, но старший остановил его.

— Оволочи! — выругался офицер. — Цельтесь

лучше!.. — он выхватил револьвер.

Тогда только выстрелил Зелимхан. Помощник

пристава откинулся в седле, и револьвер выпал из его рук.

Конь его дико шарахнулся в сторону и, сбросив седо-

ка, понесся прочь. Солдаты тотчас повернули лошадей

и ускакали.

— Солтамурад, ты ничего не видел, ничего не

знаешь. Понял меня? — предупредил Зелимхан брата,

когда они вошли в лес. А позже, уже подъезжая к

Харачою, сокрушенно покачал головой и зло заметил:

— Действительно сволочи! Ведь и правда, они

использовали этого юношу как обыкновенную приманку...

Июньская ночь была темна.

«Точно волки крадемся, — подумал Зелимхан.

— И такая ночная волчья жизнь предстоит мне теперь

до конца дней». Пробираясь к дому, братья старались

держаться около плетня. Приоткрыв легкую калитку из

прутьев, они вошли во двор. Кол, торчащий из

покосившегося забора, был украшен конским черепом.

Зелимхан заметил его, лишь когда почти ткнулся в него

носом.

— Тьфу, шайтан тебя возьми! — тихо ругнулся он

и зачем-то погладил череп рукой.

Братья бесшумно вошли в дом. Глаза Гушмазуко

засияли от радости, когда он увидел сыновей. Но'он

даже не встал им навстречу, а встретил их по-мужски

сдержанно, без лишних слов.

— Ну, рассказывайте, — просто сказал он,

приглашая сыновей сесть возле него у камина.

Братья продолжали почтительно стоять у дверей.

Весть об убийстве сына старшины Адода и тяжелом

ранении помощника пристава дошла до Харачоя еще

днем. Ходили слухи, что и то и другое — дело рук

сыновей Гушмазуко. Старик уже знал эту новость,

поэтому Зелимхан коротко рассказал отцу, как было дело.

— Что ж, дети мои, — глухо заговорил

Гушмазуко. — Теперь никто не посмеет упрекнуть нас в

трусости, — старик встал и неторопливо прошелся по

комнате. Как он ни ждал этой вести, все же где-то в глубине

души Гушмазуко был против убийства и относился

к нему как к тяжелой необходимости, освященной

многовековым обычаем. Помолчав, старик добавил:

— Главное сделали. Ну, а с Черновым как-нибудь

позже...

— И его найдем, отец, — бросил Зелимхан, —

только вы, пожалуйста, успокойтесь.