В дни Каракаллы

а вылететь из отцовского гнезда и стать матроной. Она еще больше похорошела. Кормилица ее была, вероятно, германка, и это от нее девушка вместе с северным молоком унаследовала удивительную нежность кожи. Жизнь ее протекала так, как должно протекать существование богатой римской девушки. Грациана вышивала и пряла, к ней приходил педагог и обучал ее греческому языку, и вместе с ним она читала «Одиссею». Теперь ей пошел шестнадцатый год, и судьба уже собиралась набросить ей на голову огненное покрывало невесты. Я уеду в Томы и там буду вспоминать Маммею или таких девушек, как Грациана, а она станет матроной, все в доме будет покорно молодой хозяйке, от последнего раба до самого важного гостя, какого-нибудь почтенного старика в сенаторской латиклаве. Ее будут называть госпожой, выполнять малейшие ее прихоти, и сам муж будет у нее на побегушках, когда увидит, что все преклоняются пред красотой жены. А сколько искушений ожидает женщину в толпе льстецов, вздыхателей и опытных развратников! Или воспитание многочисленных детей отвлечет ее от соблазнов? Но пока она еще нуждалась в защите отца, взывала к нему с тревогой в глазах.

Корнелин воспользовался случаем, чтобы взять Грациану за руку.

— Не бойся, я буду твоим защитником. Как я счастлив, что снова увидел тебя!

— А когда же ты раньше видел меня?

— В Карнунте. Я — трибун Корнелин. Получила ли ты мое послание?

Грациана отшатнулась и с изумлением посмотрела на этого властного человека.

— Значит, это ты прислал мне письмо?

Быть может, Грациана даже берегла послание в ящичке из янтаря, где она хранила драгоценные безделушки, гранатовые ожерелья и кольца с бирюзой — все то, что девушки прячут в таких заветных ларцах.

Она лукаво улыбнулась.

— Рада, что парфянская стрела пощадила тебя!

— Не сердись на меня! Я писал тебе, как глупец, под влиянием вина… Один легкомысленный поэт сочинил для меня это письмо…

Но Виктор уже спешил к дочери:

— Грациана! Грациана!

— Поэт? — спросила девушка.

— Едва ли ты знаешь этого человека. Его зовут Вергилиан.

Грациана закусила нижнюю губу.

— Вергилиан…

Виктор тяжело отдувался.

— В этой давке мне сломали все ребра. Но скажи, трибун, где теперь достопочтенный Цессий Лонг?

— Легат погиб при взятии Арбелы.

— Искренне опечален.

Мы стали медленно спускаться по ступенькам. Наталис бесследно исчез. Впереди уже была видна широкая арка ворот, около нее улыбался нам Вергилиан. Близился вечер. Я заметил, как среди моря человеческих голов проплыла на носилках, на плечах четырех черных рабов, Соэмида. Красавица возлежала на шелковых подушках, подобно некоей восточной богине, и, отодвигая слегка занавеску, со снисходительной улыбкой смотрела на этих грубоватых римлян и на их жен со слишком резкими чертами лица.

Один из конных воинов, приставленный наблюдать у цирка за порядком, белокурый юноша, очутился рядом с носилками. Соэмида скосила глаза, чтобы посмотреть, как он сжимал нагими голенями бока непослушного коня. Наклоняясь к сопровождавшему