В дни Каракаллы

яв руку и шевеля пальцами. Поэт стоял и махал издали свернутым в трубку свитком. Я знал, что это был многострадальный Сенека.

Наталис обрадовался, узнав о присутствии поэта.

— Мне тоже надо бы встретиться с Вергилианом. Как хорошо, что ты разыскал нас, друг! Но к чему тебе возвращаться на старое место и слушать со всех сторон нелестные оклики? Оставайся с нами!

Мне этого очень хотелось. Я скромно уселся рядом с африканцем, а он продолжал развлекать Грациану, не обратившую на меня никакого внимания:

— Теперь посмотри в другую сторону. Видишь человека с круглой черной бородой? Это Филострат.

— Тоже банкир?

— Нет, он написал книгу об Аполлонии.

— В Карнунте так звали одного виноторговца.

— Это совсем другой Аполлонии. Сейчас, пожалуй, ритор — самый известный человек в Риме.

Можно было понять, что книги мало интересуют девушку. У нее был такой вид, точно она ждала чего-то, что вот-вот должно случиться в ее жизни.

Виктор расспрашивал меня о Вергилиане и почему-то вздыхал. Я рассказал обо всем, что его могло интересовать. Из беседы выяснилось, что карнунтский житель перебрался с дочерью и всеми своими домочадцами в Рим. Однако Виктор жаловался, что переезд в Италию не оправдал его надежд — дела здесь не налаживались, мешали более ловкие конкуренты.

— В Карнунте все было просто. Я закупал у варваров необработанные кожи, дубил их и перепродавал в Аквилею за наличные. Там их с удовольствием брали римские и антиохийские купцы. А в Риме торговля происходит так, что товаров не видит ни продающий, ни покупающий, и они, может быть, даже не существуют в природе, а только обозначены на доверенности. На таких торговых операциях люди при умении делаются миллионерами, а при неудаче разоряются.

Наталис не переставал посвящать Грациану в тайны римской жизни:

— Смотри! Вот Лавиния пробирается к выходу в сопровождении служанки. Быть может, она хочет поплакать над трупом несчастного Акретона…

Девушка с удивлением посмотрела на собеседника.

— Всего лишь три дня тому назад Акретон присутствовал на моей пирушке, и Лавиния возлежала рядом с ним! И такой трагический конец! Хотя кто знает, что ждет нас самих завтра…

— Рядом с Акретоном возлежала Лавиния?

— Это происходило у меня в доме. Вот этот юный сармат тоже посетил мой праздник вместе с Вергилианом.

— Ты хорошо знаешь поэта, — вздохнул опять Виктор, — каковы его планы на будущее?

Я должен был сказать, что об этом мне ничего не известно. Торговец еще раз вздохнул.

В разговор вмешался болтливый Наталис:

— Ах, Вергилиан… Очаровательный собеседник и какой изящный стихотворец! Но мечется из Рима в Александрию, из Александрии в Афины и все чего-то ищет, и сам не знает чего… А каким образом поэт стал тебе известен, дорогой Виктор?

— Он два раза приезжал в Карнунт, закупал кожи для сенатора Кальпурния.

— О, я и забыл, что он занимается, помимо всего прочего, коммерческими операциями! Хотя, кажется, мало смыслит в этом.

Но, вероятно, Грациану интересовали не столько