Битва железных канцлеров

гомеопатии. В оцепенении я был выслушан, но более никогда не приглашен. Английский свет выносит только тех, кто не суется со своим мнением. Подлинный джентльмен запечатан прочнее, нежели бочка с коньяком, и потому, когда лорд пьян, от него даже не пахнет. Англия, - заключил рассказ Горчаков, - кажется, и поныне считает меня плохо воспитанным человеком...

Монолог предназначался Тютчеву, лежавшему на старенькой кушетке под огромным букетом первой весенней сирени.

- Судя по вашему брюзжанию, - сказал он, - отношения с Англией снова натянуты, как тетива лука.

- Господи, да когда они были хорошими? Наши купцы, ездившие с караванами ситцев в Коканд, рассказывали, что видели в пустыне войска, снабженные лучшим оружием Европы, а подозрительные офицеры командовали на.., английском языке! Лондон умудрился создать очаг напряжения под самым нашим боком...

Тютчев, закрыв глаза, тихо произнес:

- Как я им завидую...

- Кому, Федор Иваныч?

- Нашим солдатам, что шагают сейчас на Хиву.

- Там вода делится на караты, как бриллианты.., там жарища такая, что люди падают замертво.., там...

- Все равно завидую, - прошептал Тютчев. Слабеющей рукою он надписал Горчакову в подарок майский выпуск журнала "Русский архив", где напечатали его статью о цензурном засилии в России.

- Шестнадцать лет назад, вы помните, мы вместе сражались за раскрепощение русской мысли. Увы, с тех пор ничто не изменилось. Самая бесплодная вещь на этом свете - добиваться правды! Теперь все кончено... Для меня нет надежды на воскресение, и потому завидую даже солдатским мукам в пустыне.

Уходя, Горчаков спросил Эрнестину Федоровну:

- А что говорят врачи?

- Говорят об экссудации мозговых артерий. Федор Иванович всю жизнь провел в страшном напряжении. Мыслить для него - это жить, и когда в тот вечер его подняли на улице сердобольные прохожие и привели домой, он первым делом проверил свой разум. И обрадовался, что мозг еще служит ему...

На улице Горчаков отпустил карету, пешком добрел до Певческого моста. В пустом кабинете сидел барон Жомини.

- Бог мой, - сказал канцлер, - вокруг меня все шире пустота. Вот и Тютчев.., ведь он намного моложе меня! А из лицеистов остались лишь трое: я, граф Корф да еще калека Комовский. А из второго выпуска Лицея все давно под травой...

С озлоблением он зашвырнул в угол цилиндр.

- Какие новости о марше на Хиву?

- Солдаты идут, - ответил Жомини кратко.

- О, верно! Если бог дал ноги, так и топай на Хиву, давя скорпионов... Я устал, барон. Буду честен до конца: не столько устал, сколько состарился. Закон природы.., она мудра! Пора и под траву...

***

Англия много лет бушевала, посылая громы и молнии на Петербург, но получалось как в басне Крылова: "...а Васька слушает да ест"! Ташкент уже сделался столицею Туркестанского края, в цветущей долине Зеравшана русские войска разбили полчища бухарского сатрапа и вступили в Самарканд, где в гробнице лежал сам Тамерлан. Россия вышла на каспийские берега