Битва железных канцлеров

нь. Последние годы я по-стариковски начинаю отогреваться лишь в конце мая... Ну, дорогой мой Федор Иваныч, как вы себя чувствуете?

- Это неважно. Важно другое - что с Хивою?

- Марш закончен, - ответил Горчаков.

- Теперь я умру спокойно...

***

Он умирал в страшном беспокойстве за все на свете - за дела Франции, за свои стихи, за судьбу солдат, на которых уже ложилась исполинская тень Гималайского хребта. Жена перевезла его в Царское Село, ветхая дача скрипела каждой ступенькой, по ночам ветер хлопал ставнями. Это были звуки жизни, покидавшей его, и поэт мужественно предостерегал себя:

От чувства затаенной злости

На обновляющийся мир,

Где новые садятся гости

За уготованный им пир...

Его навестил зять Аксаков, приехавший из Москвы.

- Я, - сказал ему Тютчев, - впервые стал задумываться о себе, как о писателе. Останусь ли в памяти потомства? Всю жизнь относился к своим стихам безобразно. Лишь сейчас меня охватила тревога: хочу быть живым в будущей России. Но имею ли право? Так мало сделано... Ах, я лентяй, какой лентяй!

Он признался зятю, что уже потерял чувство рифмы и стихотворного ритма. Вошла жена, дала ему лекарство. Тютчев на минуту задержал в своей ладони ее руку, произнес:

Все отнял у меня казнящий бог:

Здоровье, силу воли, воздух, сон.

Одну тебя при мне оставил он,

Чтоб я ему еще молиться мог.

Аксаков невольно отметил, что в этом четверостишии поэту удалось выдержать ритм и найти скромную, но точную рифму. А вскоре Тютчева постиг новый удар. "Все полагали, - вспоминал Аксаков, - что он умер или умирает. Но недвижный, почти бездыханный, он сохранил сознание. И.., первый вопрос его, произнесенный чуть слышным голосом, был:

- Какие последние политические новости?.." Потом замолк. И только глаза, в которых светилась громадная работа мысли, эти глаза еще продолжали жить на маленьком сморщенном лице. Приступ опять повторился. Родные позвали священника прочесть над поэтом отходную...

Тютчев прервал молитву вопросом:

- А что слышно из Хивы?..

Последние дни чело поэта было озарено светом глубокого раздумья над тем, что было при нем и что будет после него. Тютчев молчал, но глаза выдавали, что он продолжает жить насыщенной и бурной жизнью мыслителя. Глаза говорили, спрашивали и сами себе отвечали... Рано утром 15 июля на лице отразилось выражение ужаса - это пришла смерть. И он погрузился в будущее России с напряженно работающим мозгом, как уходит в бездну корабль, до конца продолжая трудиться раскаленной машиной...

Умер поэт. Умер гражданин и патриот.

Над дачами Царского Села молния вдруг распорола небеса с таким треском, словно шквал рванул отсыревшие паруса. На давно жаждующие сады и парки пролился восхитительный ливень. Поэт лежал на письменном столе, сложив на груди руки, и казалось чутко вслушивался в ликующие шумы дождя:

Ты скажешь: ветреная Геба,

Кормя Зевесова орла,

Громокипящий кубок неба,

Смеясь, на землю пролила...

Горчакова под руки