Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Именно из его крохотного личного опыта Nicola выучился на прекрасного инженера, — все что касалось точного измерения, кропотливых расчетов, или зубрежки правил грамматики получалось у него — будто само собой. Зато…

Мне кажется, что по сей день Государь искренне верит, что Земля Плоская, ибо сие отвечает его инженерному опыту. Завихрения ж — вроде экономики, да психологии с этнографией, иль учения об общественном строе для него — полная чушь. Он просто Не Верит в Сие и все тут!

В сих науках любой Лансдорф что — тогда, что — теперь (ежели, конечно, посмеет) может обломать об него не то что — линейку… А это и есть — характерное для ливонцев упрямство.

Я — сам такой и мы сразу же нашли общий язык.

На мой взгляд, Государю не нужно лишний раз умствовать, — главное что у Nicola чудовищный "Willencraft"!

(Ему бы немного образования в делах Эзотерики и он своей Волей Двигал бы Горы! Но уж на сей счет недаром есть поговорка, — "Бодливой Корове Бог Рог не дает!")

Сия Монаршая Воля так действует на людей, что все — забыв про любые Резоны и Здравый Смысл сразу же повинуются. А что еще нужно для Императора?!

Кстати, о Лансдорфе. Стоило Nicola хоть чуток "войти в Силу", как Лансдорф по своей воле нашел способ уехать с посольством в Бразилию. Я его понимаю, — Nicola ничего не забыл и похоже, что забывать вообще — не в состоянии. Про него так и говорят "там" — в Европе: "злопамятный, мстительный бастард.

С другой стороны, — он — полная противоположность брату своему Александру. Nicola — вообще не политик. Хитрости и лукавства в нем ни на грош (сказалось отцовство Кристофера), зато — видны Честь с Благородством.

Он — весьма прям и ежели перед ним — дерьмо, он не постесняется назвать это "дерьмом". Другое дело, что он может не подумать при этом подвести один из верных полков к Нарве, а другой — на Ижору, но… И на Солнце есть пятна.

Другой разговор в эти дни вышел у меня с новым Диктатором Всея Руси дядей моим Аракчеевым.

Как человеку, по мнению Аракчеева, связанному с "подготовкой Террора", мне предложили заняться "Рущуком.

Я весьма обиделся на такое определение моей роли во Франции. Во-первых, люди Элен были не русскими, но — евреями, а то, что я показывал кому-то, как собираются самодельные бомбы, да приготовляются необходимые компоненты — еще не говорит о том, что юные люди из "группы Элен" были диверсантами, или уж тем более — "террористами". Что ж до того, что в Венсеннском лесу я, якобы, проводил занятия по владению холодным оружием — сие вздор. Надо знать французских жандармов, чтоб сказать этакое!

Я не отрицаю, что провел пару уроков отпрыскам наших банкиров, но они внесли за сие известную плату. Я приглашал на уроки французов не нашего корня, но им цена показалась чрезмерной и из них никто не явился. А так как мне не хватило пар, я просил помощи от случайных молодых людей, проводивших пикник в том лесу. Были средь них и девицы.

Потому как девушки не могли размахивать шпагой, я показал им приемы владения ножом и стилетом. Все это — с безусловного согласия жандармерии и при уведомлении властей. О чем идет речь?!

Если о том, как некая девица зарезала военного наместника Бельгии, а другая — датского военного атташе, то в одном случае речь шла о домогательствах, несовместимых с понятьями Чести, а в другом… ну вы же знаете взбалмошных аристократок, каждая из коих мнит себя второй Шарлоттой Корде!

Что касается того, что обе учились у меня в том лесу… Списки учеников, плативших за обучение, были переданы графу Фуше, он бы не забыл связать сии факты. Что же касается тех случайных юных особ… Я ж не могу всех упомнить! Думаю, — сие — чистое совпадение.

Но сколько я не приводил доводов, мой дядя был непреклонен. Граф сидел на широком диване, покачивая носком своего зеркально чистого сапога и разглядывал игру пузырьков пива в своем бокале. Когда мой полемический задор иссяк, он изволил долить мне пивка и сказал, отщипывая очередной кусочек вяленой икры:

— Я ведь не имел в виду чего-то дурного. Я не говорю о том, что ты лично послал тех глупышек резать наших врагов, но, зная тебя, как человека сведущего и начитанного, хотел бы знать твоего мнения по Рущуку. Чисто теоретически.

Я оценил дядину вежливость и тактичность. К тому ж, я был первым, с кем Аракчеев пил пиво при личной встрече (граф предпочитал сухое и водку). Так что я, немного подумав, согласился послушать, — без всяких гарантий. Откуда мне знать, как устроены мозги террористов?

В двух словах о Рущуке. Михаил Илларионович Кутузов — хитростью вынудил превосходящие силы турок на лобовой удар против его нарочно укрепленной позиции. Здесь я объяснюсь насчет моего понимания воинского искусства. Сегодня есть люди, утверждающие, что Кутузов в реальности не выиграл ни одного сражения, — даже в Рущуке и Малоярославце мы по итогам дела оставляли позицию.

Да, "Михайл Ларионыч" не выигрывал решительных битв. Зато он побеждал в войнах! (Кроме австрийской).

Барклай, несмотря на все мое доброе к нему отношение — выиграл все что можно, но итоги его войн — более чем плачевны. Когда мне говорят, что Барклай якобы "заманивал" Бонапарта в Россию, отвечу, что "заманить" можно было и до Хабаровска!

Суть ведь не в отдельном сражении и не в траншеях за горизонт. Да, был Прейсиш-Эйлау — удивили мы там Самого, и что из этого? Сам не страдал разжижением мозжечка и второй раз на траншеи уже не полез, а за счет большей маневренности своих сил стал обходить наши позиции. Одно дело держать его в болотистой Пруссии, где дорог — одна, другое — на русских просторах.

Ну, создали мы Дрисский рубеж, — Бонапарт не поленился пройти лишних сто верст по болотам и гатям и что из того? Дело-то не в Дриссе и не в глупостях Фуля, но в том, что в одночасье взбунтовались Курляндия и Белоруссия с Украиной, а против народного гнева траншеи — бессильны!

Талант Кутузова и состоял в том, что его не считали опасным. Будь на месте "Михал Ларионыча" тот же Барклай, — сто против одного, что Бонапарт не попер бы на Флеши в лоб, а обошел Бородинское поле.

"Бонни" думал прихлопнуть нас "с одного щелка" и лучшего противника, чем "старый кастрат", ему трудно было придумать. Он не был одинок в сем заблуждении. То же самое с тем же эффектом пытались проделать турки при Рущуке.

Талант истинного полководца не состоит в рытье траншей за горизонт, иль — переводу армии с "гладкого" оружия на нарезное. Это, конечно, дела тоже важные, но… Суворов велик потому, что никто не знал — куда нанесет удар он, Кутузов — потому что всем казалось, что они знают — куда ударить его.

Да, при Рущуке мы "проиграли" и "оставили поле". Но турки расшибли в лепешку все свои элитные части и война практически кончилась. То, что потом, могло случиться только в России.

На радостях наши ребята крепко заложили за воротник. Так крепко, что спецотряд вражеских войск, проникнув в крепость, захватил многих генералов Дунайской армии.

Турки убили лишь Аркадия Суворова. Описать, что с ним сделали, я не могу. В докладе о вскрытии сказано так: "Суворов-младший — утонул в реке и тело его не было найдено.

Прочих использовали, как женщин, и кастрировали после этого. В том числе и самого Кутузова. После сих подвигов турки забрали "обрезки" от жертв и скрылись из крепости.

Наутро войска были столь потрясены, что в панике отошли за Дунай. Война была решена и принявший армию Дибич вскоре поставил последнюю точку под Слободзеей, но сам факт…

Услыхав этакое, я долго не мог прийти в себя и даже не знал, как на сие реагировать, а потом, припомнив уж навязшие в зубах глупости Устава Караульной Службы, высказал все, что думаю.

Видно, дядя того и ждал. Он мигом вынул из стола стопу чистой бумаги, я просил дозволения раскурить трубочку, граф тоже достал свой кисет и мы, подвинув ближе кадку со льдом, в коей стыл бочонок темного рижского, за одну ночь "налепили" новый Устав Гарнизонной и Караульной Службы.