Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Он писал: "Якобинскую сволочь — надо давить. Ежели у вас, немцев кишка тонка, — дайте мне денег и нарезного оружия. Все сделаю сам. Ждать больше — нечего!

В итоге он запретил Государю прибыть в казачьи станицы, объявив, что пора наступить новому царствованью…

С Новым — Железным Порядком.

"Масоны у вас, — вконец распоясались! Стыд потеряли.

И вот мы сидим с кузеном за дощатым столом в Таганроге, на улице идет дождь. За моей спиной уже верная нам Россия, — там, за пеленою дождя Пролив и ермоловские казаки. Не ждущие правителя старого… И кузен мой мог бы встать и уйти…

Я не верю в Насилие.

На столе — меж нами лежит заряженный пистолет. Я не хочу никого принуждать. Но прежде всего я хочу лишь понять — почему он все-таки отказал? Тогда — Бонапарту. Повелителю Мира.

Мой кузен задумывается, откидывает голову чуть назад… На его бледном челе проступают морщины. Он трет рукой лоб — то ли сгоняя слезу, то ль промокая испарину:

— Да, разумеется, для меня все это было бы выгодно, но ведь он… Он стал бы моим Наследником, если бы я умер естественной смертью — при условии, что у меня не осталось иных — прочих родственников. Меня б ждали еще долгие годы покойного царствованья, а вот вас…

Один его брат унаследовал так Рейнланд, иной — королевство Вестфалию. Все — законно и правильно, — девочки законных правителей шли в монастырь, а там они травились и вешались — по своей собственной воле… Ибо принцессе не стоит и жить после ночи с ротой пьяного сброда…

Видишь ли, — девушки убивали себя своей же рукой и Антихрист в этом был чист…

Сыновья же правителей — опять сами дрались на дуэлях и погибали при этом… Их пытались отговорить, сам Антихрист "хотел" спасти их, а мальчики — погибали… Ибо нельзя дольше жить — "принцем", коль сестру твою изнасиловали…

Все эти крохотные династии почти сразу сошли на нет и никто не возмутился и не обвинил Антихриста… Знаешь ли — почему? Потому что к Власти прорвался Хам. Жирующий Буржуин, для коего все это — не оскорбление.

Подумаешь, — девицу обрюхатили против Воли! Ей же потом выдали компенсацию! Подумаешь, — кто-то сказал, что спал с такой-то при том, что говорящий — вчерашний лавочник, а "такая-то" — принцесса Крови!

Вроде бы — шуточки, а династия — пресеклась…

Не сегодня-завтра — Германия станет Единой. Под главой Пруссии, разумеется. Мы не дали Антихристу загубить их династию, а вот прочих… То же самое ждало и Россию.

За тебя с Николаем я б не дал и гроша — вы и сами кого хочешь зарежете, но он убил бы моих сестричек, да сжил со свету матушку… Даже глупенького Мишутку…

Меня как ножом резанули по сердцу. Мой кузен Михаил Павлович… У него — не все дома. Ну, может быть — он нормальный, но — не большого ума. Сложно сказать, — чей он сын: Павла, или Кристофера (он пошел обликом в матушку), но вся наша семья по-особому относится к "Мишеньке". Он очень добрый и необычайно хороший и его просто — нельзя обижать.

Мой кузен никогда не выказывал особой любви к младшему братцу, называя того "бастардом". Я никогда не слыхал, чтоб Михаила Павловича звали "Мишуткой". А тут — вдруг…

И будто пелена спала с глаз. Да, мой кузен был — плохой Государь. Он был — чудовищно слаб. Он отчаянно дрался за собственный трон и готов был для этого — на всякие подлости. Но при всем том он — хороший. Просто хороший.

И вот за эту черту характера, за то, что Государь не поднял руки на юродивого, заговорщики в 1812 году решились его убрать.

Да вот, — Господь — любит юродивых.

Я беру пистолет со стола, медленно спускаю курок и, защелкивая его назад в кобуру, шепчу постаревшему вдруг кузену:

— Век моли Господа… За то, что он вразумил тебя. Не сейчас, а в тот день, как отказал ты — Антихристу. Кто не с нами, — тот против нас. И кто — не с Врагом всего Рода Нашего, — да будет тому Прощение Божие и Вечная Благодать.

Когда я выхожу из той комнаты, я слышу, как всхлипывает мой кузен и торопливо шепчет молитву…

Господь — Любит юродивых…

Это было потом, а тогда — в 1811 году… Здесь я много мог бы сказать — о политической обстановке в стране, о том, сем, пятом, десятом, но все это уже много раз сказано и описано десятком придворных историков.

В переводе на русский — в эти дни Власть постепенно перетекала от "Экономической Диктатуры" Сперанского к "Стране-Казарме" дядюшки моего Аракчеева. Как и почему?

Это не самый интересный рассказ. Довольно сказать, что с экономической точки зрения правительство Миши Сперанского подготовило нынешнее господство России в Европе и мире. И причуды и гадости "аракчеевщины" в конечном счете вызвали наш ("ливонцев") переход в оппозицию. В плане развитья Империи Аракчеев — стал камнем, что лежит на дороге страны. Все это так.

Но! Правительство мирного времени не может не отличаться от "Власти Войны". Решения Миши в 1809, иль 1810 годах были разумны и правильны, но стали идиотизмом осенью 1811-го!

Да, я понимаю, когда Миша потом говорил, что "не хочет дать повода". Но когда разведка докладывает, что не только Франция, но и ее сателлиты Бавария, Австрия, да Саксония с Польшей проводят мобилизацию и перебрасывают войска к российской границе, — не "по поводам" речь!

Нужно спешно перевооружать армию и переводить экономику "на военные рельсы"! Поведенье Сперанского осенью того года — мне лично было не очень понятным.

У меня на сей счет такое вот наблюдение. В дни войны, когда жгут дома и посевы, насилуют женщин, детей, да рушат святыни, я часто видел странных людей…

Они как ни в чем не бывало ходили на рынки и в церковь, являлись на службу и вид выжженного изнутри министерства не вызывал у них изумлений. Они подходили к выбитой двери своего кабинета, садились на покореженный стул, раскладывали бумаги на почернелом столе и… делали вид, что работают.

Самое удивительное, — они просто не отдают отчет в том… что действия их (мягко говоря) "немного неправильны". Впрочем, сие — дело врачей и я советую почитать работы Шимона Боткина и француза Ларре. (Война не делает исключений — такие расстройства были по обе линии фронта…)

Лично мне кажется, что поведенье Сперанского в эти дни было сродни такому заболеванию… Так Диктатором стал Аракчеев.

(Дядюшка мой оказался иным "клиническим случаем". Он "не кончил Войну" аж через десять лет после дня Ватерлоо…! Поэтому-то и "вернулся Сперанский".)

В эти дни у меня случилось два разговора: я был представлен брату моему Nivola и сошелся накоротке с Аракчеевым.

Впрочем, здесь стоит оговорить один тонкий момент. Многие спрашивают, почему Власть так поздно пришла в мои руки.

Ответа может быть два. Простой: потому что так вышло. Сложный: а по-другому у нас в Ливонии и не выходит…

"Сила" моя состоит в егерях, а они — уроженцы Ливонии и живут по "ливонским понятиям". Тем самым архаичным "понятиям", кои бытовали у русских в "варяжские времена.

(Для политика уменье понять "сознанье обыденное" в сто крат важней любой экономики с эрудицией!)

А что говорит "сознанье обыденное" на "родимых болотах"?

Сын — не смеет "взять отчину", покуда живы "отцы", — отец и дяди ровесники его батюшки (при условии, — что дяди сии — члены того самого Дома, коий Властвует).

На первый взгляд — заковыристо, а на самом-то деле — все очень согласуется со здравым смыслом.

Укоренившееся в наших краях "хуторное землевладение" требовало жесткого соблюдения Прав Собственности. Старшие сыновья очень рано "отрывались" от "отчего дома" и "ставили свои хутора". При этом подразумевалось, что члены Единой Семьи при раздельном хозяйствованьи обязаны помочь родственникам в случае внешней угрозы. Кто возглавляет сие "семейное ополчение"? Старший "по возрасту и по чину". С одной оговоркою.