Битва железных канцлеров

мания - бисмарковская! Эта империя была все тем же прусским королевством, только увеличенным в размерах, но с прежними повадками Гогенцоллернов: захватить что-либо и поскорее переварить, чтобы другим не осталось. Новой была лишь корона - имперская, и что рейхсканцлер Бисмарк сейчас сколачивал, то полиция рейха тут же бдительно охраняла! Тогда говорили:

- Бисмарк делает Германию великой, а немцев - маленькими...

***

Русский аристократ князь Витгенштейн, прибывший из Парижа, рассказал царю, что все слухи о голоде - ерунда.

- Я зашел в ресторан и заказал устрицы. "А омары сыщутся?" - спросил я просто так, ради любопытства. "Для русских всегда", - ответил гарсон, и я поглощал омара под грохот немецкой артиллерии... Поверьте, это было незабываемо!

Все так, но Витгенштейн не сказал, чего стоил ему этот обед, и умолчал о том, что устрицы с омарами были доставлены для богачей Парижа на воздушном шаре. Прусского посла, принца Генриха VII Рейсса, царь предупредил:

- Мир, основанный на унижении побежденного, это не мир, а лишь краткое перемирие между двумя войнами. Вы закончите войну парадным банкетом, но Европе уже не спать спокойно...

На все просьбы царя умерить рваческие аппетиты к Франции кайзер "со слезами" отвечал, что он рад бы всей душой, но вынужден уступить своим "верноподданным". В этой мерзкой демагогии не следует, читатель, выискивать напористого влияния Бисмарка, - кайзер и сам был хорош гусь!

Итак, дело за добычей. Бисмарк требовал не только Эльзас и Лотарингию с крепостью Мец, но и 7 миллиардов контрибуции. Тьер соблазнял его в обмен на контрибуции расплатиться заморскими колониями - Пондишери (в Индии) или Кохинхиной (Вьетнамом), на что канцлер отвечал ему так:

- Германии колонии не нужны. У нас нет флота, чтобы их охранять. Колонии хороши лишь для того, чтобы ссылать туда безработных столичных чиновников. Для немцев колонии - роскошь, словно у польских аристократов, которые спят без простыней, но зато таскают собольи шубы...

Позже он признавался: "Я не желал Меца, сплошь населенного французами, но меня принудили взять его генералы; если б Базен не сдал вовремя Меца, нам бы пришлось даже снимать осаду с Парижа". Срок перемирия подходил к концу, а переговоры с Тьером и Фавром затянулись; Тьер упрямился.

- Мне уже надоело ваше красноречие, - сказал Бисмарк. - Покончим с этим, иначе я стану говорить по-немецки. - В течение часа он произносил речь по-немецки. - Теперь переведу... Сотни тысяч ваших пленных наполняют наши казематы от Ульма и Ингольштадта до Кольберга и Данцига. Восемь недель подряд мы держали их на голой земле, прямо под дождем. Мы их кормили овсяной баландой и турнепсом, который жрут одни свиньи. Отныне весь свет им стал немил! Что, если я снова раздам им трофейные ружья и всех верну лично императору Наполеону Третьему? Он, уверяю вас, придет. Он придет и свернет вам шеи.

- Не острите так кровожадно, - ответил Тьер.

- Ладно, - расщедрился Бисмарк, - мы вернем вам эльзасский Бельфор,