В дни Каракаллы

угой, и не без гордости ответил:

— Эрастобул и Пимий из Антиохии.

— Пимий? Тот самый художник, что украшал термы Антонина? Нашего благочестивого августа?

— Он пробыл здесь некоторое время в ссылке, и я воспользовался его искусной кистью.

— Это я знаю. А как очутился здесь Эрастобул?

— Пимий вызвал его из Антиохии.

Легат задержал на некоторое время взгляд на стройных ногах богини и, видимо, остался доволен работой художников.

— Исполнено превосходно.

— С большим вкусом, — тотчас поддержал его квестор.

Цессий Лонг равнодушно окинул взором стены, пожевал губами, но по своему обыкновению промолчал.

Теперь необходимо было расположить гостей за столом так, чтобы каждый возлежал на подобающем ему месте. Этим занялся сам хозяин и с помощью Бульбия благополучно справился с трудной задачей. Эпистолярий, приложив палец к губам, озирал свободное ложе, потом пробегал взглядом по лицам приглашенных, ожидавших в некоторой растерянности своего места, что-то обдумывал, очевидно, положение гостя на лестнице общественных отличий, и уверенно указывал, где ему возлечь. Как, вероятно, часто бывает в подобных случаях, не обошлось и без смешных недоразумений, к большому удовольствию Вергилиана, которого забавляли такие проявления человеческой гордыни. Но в конце концов все разместились — с шутками, нетерпеливым покашливанием и соответствующими цитатами из классических авторов, хотя кое-кто и ворчал.

Ужин оказался обильным, и обиды скоро были забыты. Рабы приносили одно за другим вкусные яства. Сначала подали раковые, черепаховые и рыбные супы, рубленое мясо, фазанов и шафранной подливкой, вареные яйца в гарнире, налимью печенку, фаршированных яблоками и оливками диких уток, странное кушанье из сырых яиц, меда, кусочков рыбы и нарубленных кишок, посыпанное специями, которое весьма одобряли возлежавшие за столом римляне, а я не стал есть. Потом принесли жареных гусей, пироги с куриными потрохами, мясо молодого козленка. Когда же в зал был внесен на огромном глиняном блюде вепрь, украшенный колбасами и розовыми ломтиками арбуза, к нему подали еще одну подливку, заправленную уксусом и перцем. За вепрем последовали медвежатина, сыры и кампанийский виноград в корзинах.

Перечисляю подробно эти кушанья, чтобы потом уже не возвращаться к еде, и не скрою, что я удивлялся аппетиту римлян, хотя и варвары, какими еще недавно были многие трибуны, не уступали им в обжорстве. И я невольно сравнивал этот пир с нашими скромными трапезами в городе Томы, где люди насыщаются одной похлебкой и куском козьего сыра с пшеничным хлебом. А на стене бежали олени, за ними летела стрела, не поражая свою цель, и богиня вынимала из колчана другую…

После нескольких чаш вина беседа за столом весьма оживилась, и настроение пирующих поднялось. Выслушав официальную и скучнейшую речь Лициния, поднявшего первую чашу за здравие императора и возблагодарившего богов за его заботы о благосостоянии государства, гости могли наконец отвести душу в частных разговорах.

Трибуны