Пером и шпагой

ты.

Но о нем еще долго помнили в Петербурге, и Елизавета Петровна в эти дни повелела:

- Волонтиров российских, кои по указу моему состоят при французской армии, отозвать домой немешкотно. Пусть, - рассудила императрица, - лучше дома на печках валяются, а в битой армии офицерам русским учиться нечему...

НАСТУПИЛА ОСЕНЬ

Вот и осень, дорогой читатель. Неуютная осень 1757 года...

На плоских штрандах Прибалтики - от Нарвы до Мемеля - гремят, взметывая песок, гневные сизые штормы. Облетели березы за Ковно, тянутся над Митавою журавли, едва не задевая крылом шпицев Святого Иакова... Грустно. Чего-то хочется... Знать бы - чего?

Но осенью ты сам не ведаешь своих желаний...

Что бы мы делали, читатель, живи мы с тобой в то время?

Наверное, служили бы, да! Жесткий, протканный серебром шарфик на шее (не греет), на боку вихлястая шпажонка (мешает). По непролазным грязям Курляндии тащили бы нас лошади, а когда очнешься от дремы - опять крутятся в суглинке колеса, а вокруг - поля, корчмы и скирды, мокнущие под дождем, печальные леса шумят, читатель, на рубежах России, сердцу нашему любезной...

Кто мы? Откуда мы? Куда нас тащат эти усталые клячи?

***

- Ваше превосходительство, очнитесь... Уже и Нарва!

- Нарва? - проснулся Апраксин. - У, как быстро приехали.

- Здесь заночуем. А завтра будете уже в Питере... Гайдук откинул ступеньки на карете, лакеи с факелами в руках осветили большую лужу. Запахнув плащ и подтянув за ушки ботфорты, фельдмаршал прыгнул на мостовую, пошагал к ратуше. Там его ждали удобные покои, а в толстых каменных стенах пылали жаркие камины. Апраксин переоделся в беличий халат, велел готовить ужин. Все ушли, оставив его одного...

Из боковой двери почти неслышно, словно дух, выступила фигура человека, и цепкие пальцы сжали плечо фельдмаршала.

- Не надо звать адъютантов, - сказали Апраксину прямо в ухо. - Они уже не придут... По указу ея императорского величества, осударыни кроткия сердцем Лисавет Петровны ты арестован, фельдмаршал... Вот теперь - встань!

И он встал. И затрясся. И зарыдал:

- Хочу предстать пред светлые очи осударыни... Желаю истинную правду о несчастном походе единой ей высказать! Его толкнули в темь боковой ниши:

- Правду будешь сказывать пред инквизицией российской! Где бумаги твои лежат? Письма где воровские? Кто приказал тебе армию русскую бесчестно за Тильзит отвести?..

***

Если причин постыдной ретирады не понимали солдаты, то в Петербурге даже не хотели в это верить. До Тильзита - да. Конференция соглашалась на тактический отвод армии до Тильзита (ведь следовало спасти больных и раненых!). Но Апраксин разрушил мощный механизм боевой армии, он превратил тактический отход своих частей в несуразное бегство; он даже не бежал удирал!..

Императрица еще не оправилась после "падения" в Царском Селе. Число жертв в этой войне от нее скрывали. И со всей осторожностью доложили Елизавете об отходе армии Апраксина на зимние квартиры.

- Далеко ль бежали?