Семья Берг

— Слышь-ка, сержант, не зря нас приставили к латвийской границе. Видать, поведут туда, как в Польшу.

— А ты откуда знаешь?

— Так ведь недаром комиссар наш все говорит и говорит про воссоединение. А какое оно воссоединение, а? Заграница — она заграница и есть. С ней не воссоединяются, ее завоевывают.

— Это ты сам придумал?

Но Сашка, как все русские крестьяне, любил прикидываться дурачком:

— Зачем сам? Нам, солдатам, думать не положено. За нас комиссары думают.

Шло раннее лето 1940 года. В палатки бойцов влетал свежий прибалтийский воздух. По утрам дивизион выходил на зарядку, пробегали два километра, а когда возвращались, комиссар приказывал:

Запевай!

Запевалой был Сашка Фисатов. Он начинал:

Дивизион подхватывал:

Для бойцов это лето было спокойным, но расслабляться на утренних пробежках пришлось недолго. 17 июня 1940 года полк получил приказ быть в полной болевой готовности. Комиссар Богданов перед строем прочитал приказ, что Латвии предъявлен ультиматум о смене правительства диктатора Ульманиса. В тот же день две соседние дивизии и артиллерийский полк вошли на территорию Латвии. Ожидали сопротивления армии латышей, но его не было. До начала августа полк стоял в боевой готовности, а 5 августа комиссар объявил, что Латвия вошла в состав Советского Союза как еще одна союзная республика. Вместе с ней стали советскими республиками и Литва, и Эстония.

Прочитав приказ, комиссар закричал:

— Урра, товарищи!

Все привычно повторили:

— Ура!

— Слава великому Сталину! Ура!

— Ура!

С первых дней присоединения в Латвию, Литву и Эстонию хлынули агенты НКВД и начались массовые аресты жителей — высоких чиновников, хозяев предприятий, интеллигентов. Всех подозревали в несогласии с присоединением. За год, с июня 1940 по июнь 1941 года арестовали, судили и сослали в сибирские лагеря сотни тысяч латышей, литовцев и эстонцев. Лагеря России были переполнены, не могли вместить в себя такую массу. Сталин приказал расширять старые и строить новые.

В то же время начали проводить массовое заселение республик Прибалтики русскими. Происходило насильственное столкновение культур и интересов, местные интересы подавлялись. Так называемая сталинская «национальная политика» выражалась в подавлении культур присоединенных народов.

Латвия получила независимость лишь в 1918 году. Ее столица Рига, самый большой и древний город Прибалтики, при независимости быстро стала процветающим городом, ее даже называли «маленьким Парижем». Деловая и светская жизнь в ней бурлила, а близкие курорты Юрмалы, с песчаными пляжами Рижского залива и сосновым бором, процветали от приезда европейских туристов. Но все это прекратилось, как только Латвию присоединили к Советскому Союзу.

Артиллерийский полк Литовского и Фисатова стоял лагерем под Ригой, в сосновом бору курортного местечка Дублты. Через дорогу от лагеря плескались волны залива. Дома, сады, переулки — все было аккуратное и непривычно красивое. Но бойцов в местечко не пускали. Правда, изредка их целыми взводами вывозили на электричке в город — в кино и в парки. Красноармейцы, деревенские ребята, никогда не видели таких красивых городов, таких великолепных зданий, таких богатых витрин, такой ярко одетой публики. Они ходили с открытыми от удивления ртами. Больше всего их внимание привлекали латышки — высокие стройные блондинки в облегающих шелковых платьях. Вот бы их!..

Липовский с Фисатовым шли по улице, и Саша увидел расклеенные афиши: «Гастроли московского Еврейского театра». И знакомый ему портрет Михоэлса. Он узнал его по фотографии из журнала «Огонек». Он мог бы и не запомнить характерное еврейское лицо Михоэлса, но его мама вырезала фотографию из журнала, прикрепила на стену и повторяла ему много раз:

— Ты посмотри на это благородное лицо! О, Соломон Михоэлс — это великий еврейский артист!

Пока Саша смотрел на афишу, Сашка Фисатов, глотая слюну, говорил ему на ухо:

— Во, б…дь, бабы-то здесь какие! Ох…ешь, какие красивые. И одеты-то как! Вот бы, мать их, познакомиться с одной такой! А там и… Как думаешь, сержант, а?

— Ты, Сашка, не матерись, тебя люди могут услышать.

— Не поймут, я ведь чисто по-русски выражаюсь. Глянь, какой магазин шикарный, «Зика» называется. Чудное название. А витрины-то, витрины какие! Давай внутрь заглянем, — предложил он Липовскому.

— Нам не положено.

— Да мы на минуту только. Интересно ведь, ядрена вошь, чего там иностранные буржуи продают-покупают.

Саше тоже было интересно. Они осторожно оглянулись и неловко юркнули в непривычную для них вращающуюся дверь. Оказавшись внутри, оба застыли от изумления — красота и разнообразие реклам и товаров были как в сказке.

Магазин «Зика», самый большой и богатый универсальный магазин в городе, принадлежал рижанину по имени Израиль Глик. Это был еврейский предприниматель тридцати пяти лет, крепкий, коренастый рано полысевший человек. Весь город звал его по прозвищу — Зика. Он вырос в страшной бедности и голоде в многодетной семье мелкого портняжки. Суровая жизнь выработала в Зике неистребимую способность к выживанию, редкостную энергию и острую наблюдательность. Все это спрессовалось во вкус и чутье к успеху. Благодаря неимоверной активности Зика сумел пробиться и стал богачом — владельцем самого большого универсального магазина на Ратушной площади, рядом со старинным «Домом черноголовых», наиболее красивым зданием города. Он назвал свой магазин просто — «Зика». В нем продавалось все на свете, на крыше была первая в городе вращающаяся неоновая реклама: «Если вы сами не знаете, чего хотите, то заходите к Зике — у Зики это есть».

Зика Глик был типичным образцом процветающего «буржуя»: разбогател и жил на широкую ногу. Хотя он и не был религиозен, но для престижа поддерживал деньгами крупную синагогу, чтобы доставить удовольствие религиозным родителям. Он появлялся в ней по субботам, делал вид, что молился, носил тору: все для того, чтобы все видели — Зика еврей хороший. Когда в Ригу приезжала на гастроли итальянская опера театра «Ла Скала» из Милана, Зика покупал большую ложу на все спектакли. Он с семьей подъезжал к театру на своем ройлс-ройсе, с шофером в белых перчатках. На спектаклях вся семья Зики красовалась в ложе, как напоказ, — жена надевала бриллиантовые колье и тиары, меняя их каждый вечер. Мать Зики тоже носила бриллианты и другие драгоценные камни. Сам Зика и его отец сидели в ложе во фраках и накрахмаленных манишках с бриллиантовыми запонками. В ложе стояли большие букеты цветов, которые Зика посылал после спектакля певцам-солистам, и часто он приглашал их в лучший ресторан.

В отпуск Зика ездил на Лазурный берег Франции, в Ниццу. Там он снимал красивый особняк, приглашал к себе массу гостей из делового мира, дипломатов и артистов. Он был весельчак и прекрасный спортсмен, неутомимый пловец и любитель парусных яхт. У него была своя красавица яхта под названием «Зика», на ней он каждое лето плавал вдоль фиордов Норвегии.

Липовский и Фисатов стояли в магазине с раскрытыми ртами, пораженные его величиной, красотой оформления и изобилием товаров. В центральном прогале была широкая витая лестница и вверх-вниз скользили два стеклянных лифта, освещенные разноцветными фонариками. Снизу вверх были видны пять ярусов, заполненных товарами и украшенных рекламами.