Семья Берг

— Аккуратно живут поляки.

Лейтенант строго покосился на него, соскочил с повозки, приказал:

— Здесь, по нашим данным, живет семья польского офицера. Боевая задача нашего подразделения — взять их, погрузить и вывезти. Оружие наготове. Но строго приказываю — действовать быстро, никакого рукоприкладства, никакого мародерства. Трое, окружайте дом и следите, чтобы никто не сбежал огородом. Вы двое, — он указал на Липовского и Фисатова, — за мной в дом.

До чего же им не хотелось входить в него с такой «боевой» задачей, да еще с оружием наготове! Они не чувствовали себя как бойцы Рабоче-крестьянской Красной армии, которая провозгласила себя самой сильной и самой гуманной, а казались себе завоевателями, которые врываются в мирный дом.

На хуторе жили пожилые хозяева. Русские вошли, оглядываясь по сторонам, поражаясь чистоте комнат и невиданной в советских деревнях состоятельности — добротной обстановке, красивым занавескам на окнах, зеркалам и картинам на стенах. В углу большой горницы был красивый католический киот с иконами. Пожилые хозяева сидели под иконами и выжидающе-неприязненно смотрели на вошедших. Оказалось, что хозяин служил в начале века в русской армии и неплохо говорил по-русски. Лейтенант объяснил:

— Мы знаем, что у вас стоит польский офицер с женой и дочерью. Где они?

— Офицер давно уехал на войну.

— Где его семья, жена и дочь?

— Зачем они вам? Они у нас в гостях, им тут хорошо.

— Я не собираюсь обсуждать это с вами. У нас приказ увезти их. Но мы их не тронем. Где они?

Пришлось хозяину указать на комнату гостей. Лейтенант приказал Липовскому идти за ним, а Фисатову оставаться в большой горнице.

В комнате сидела молодая женщина лет двадцати пяти, рядом с ней стояла девочка лет семи. У женщины были пышные русые волосы, спускавшиеся волнами до плеч, у девочки — такие же волосы и большой алый бант. Обе глядели на вошедших выжидающе. Саше они сразу показались очень красивыми и нарядными, он никогда не видел так хорошо одетых женщин и такой приятной девочки — как с открытки. Но больше всего его поразил гордый огненный взгляд полячки. В ее позе и гневном взгляде было столько гордости, что даже лейтенант, казалось, смутился. Он прокашлялся и приказал ей, хотя не грубо:

— Вы должны поехать с нами. Даю вам на сборы пятнадцать минут.

Хозяин перевел им. Женщина, поняла она или не поняла, все сидела в оцепенении в своей гордой позе и глядела на них. Лейтенант повторил:

— Даем вам на сборы пятнадцать минут. Берите с собой только самое необходимое.

После второго перевода хозяин грустно добавил, что ничего не поделаешь, надо слушаться. Тогда она в какой-то истерической панике швырнула на пол что-то, что держала на коленях, медленно подошла к шкафу и стала нарочито неспешно снимать вещи и бросать в чемодан красивым жестом польской пани. Но Саша все же видел, что у нее дрожали руки и губы. Девочка плакала и цеплялась за ее юбку. Лейтенант нахмурился, сказал Липовскому:

— Оставайся тут, следи, чтобы не было оружия, а я пойду проверю охрану вокруг.

Саше было невыносимо тяжело смотреть на эту красавицу, он понимал, что никакого оружия у нее нет и что их увезут на восток, в Россию, так же, как, возможно, уже увезли ее мужа. Он сказал ей на своем плохом польском:

— Пани, берите с собой как можно больше вещей. Наверное, вы уедете очень надолго.

Она мгновенно с грациозной благодарностью взглянула на него и тогда уже быстрей схватила второй чемодан.

Когда лейтенант вернулся, перед ней стояли три больших полных чемодана и сумки с вещами. Он удивленно уставился на них:

— Что это такое? — хотел еще что-то сказать, но махнул рукой. — Ладно, поехали, надо торопиться.

Саша и Сашка тащили тяжелые чемоданы, взвалили их на подводу. Хозяева вышли на порог и дали ей свертки с продуктами. Она и ее дочка с плачем расцеловались с хозяевами. Старики перекрестили их:

— Храни вас Бог, Ядвига и Гржинка.

Так Липовский узнал имена арестованных.

Битюги замахали головами, переступая мохнатыми ногами, и подвода тронулась. Ядвига сидела неподвижно и гордо, но у нее тряслись плечи, она беззвучно рыдала. Гржинка смотрела на нее и плакала навзрыд. Лейтенант вскочил в телегу, старясь напускать на себя строгость, но глядел куда-то в сторону. Команда Липовского шагала следом. Сашу приковывала к себе красота Ядвиги, но он старался не смотреть на нее.

Пока они медленно продвигались редким леском, Сашка шепнул ему:

— Сержант, отойдем-ка в кусты, поссать, что ли, — и спросил у лейтенанта: — Товарищ лейтенант, мы по нужде на минутку. Можно?

Стоя за кустами, Сашка зашипел Липовскому:

— Помнишь, ты говорил мне, что у Гитлера есть много помощников, чтобы издеваться над евреями?

— Ну?

— Вот и этот лейтенант тоже такой помощник у Сталина: чтобы хватать людей под арест, да еще с нашей помощью.

Липовский молчал: Сашка был прав. А он зашипел еще глуше:

— А что, сержант, если его порешить, а? А их отпустим на все четыре стороны.

Мысль поразила Липовского:

— Ты что, Сашка, ненормальный, что ли? Ты понимаешь, что с нами тогда будет?..

— Да знаю я это. Но уж больно душа горит за этих полячек Знаешь, что будет с такой красивой бабой? Я этих историй про аресты в деревне наслушался — ее сошлют куда-нибудь в лагеря, и там наши ее за.бут, насильничать станут.

Липовский поразился еще больше ему в голову не приходила такая грубая мысль. Он окаменел и не нашелся, что сказать. Постояв еще с минуту, они вышли из-за кустов, догнали подводу. Всю дорогу потом Сашка Фисатов шел сзади, тихо насвистывая что-то грустное.

Под вечер подвода подъехала к свежевыструганному высокому забору на краю большого села, у ворот стоял часовой с синими петлицами НКВД. Лейтенант показал ему какую-то бумагу, и он открыл ворота. Лейтенант сказал Липовскому:

— Туда тебе и твоей команде нельзя. Отправляйтесь обратно в расположение вашей части до следующего распоряжения.

В последний раз Саша взглянул на Ядвигу, и ему показалась, что она улыбнулась ему. Отходя, они услышали из-за забора женские крики и плач. Сашка Фисатов сказал:

— Пересыльная тюрьма. А дальше им еще хуже придется.

6 октября 1939 года древнее государство Польша официально было стерто с карты Европы. Гитлеру досталась наиболее развитая западная часть с 26 миллионами населения, а Сталину — восточная часть с 13 миллионами.

Гитлер назначил губернатором своей части генерала Ганса Франка, и тот начал систематическое преследование евреев. По мнению гитлеровцев, в Польше их было слишком много, около восьми-девяти миллионов. Правда, некоторые сбежали в восточную часть страны, надеясь на гуманное отношение Красной армии.

Сталин хотел создать новую Польшу как часть своей коммунистической империи. Для этого всех жителей восточной части Польши объявили гражданами Советского Союза, а территорию — частью Советского Союза. Ее формально присоединили, как Западную Украину и Западную Белоруссию.

Поляки, естественно, хотели сохранения независимой Польши. Всех подозреваемых в этом арестовывали и ссылали в сибирские лагеря. Было выслано миллион двести тысяч поляков. В то же время в Москве готовили группу польских коммунистов, будущих руководителей советской части Польши. Религия, как везде, была запрещена, католические костелы, православные церкви и еврейские синагоги закрыли. Но евреев в восточной части не преследовали, дав им равные со всеми гражданские права.

А двадцать тысяч захваченных в плен польских офицеров, чиновников и помещиков перевезли в секретные лагеря на территорию России и Украины. Знать о них не должен был никто. Среди них был майор Адам Сольский, муж Ядвиги и отец Гржинки.

54. Присоединение Латвии. Рижский еврей Зика Глик

После захвата Польши ничто не мешало Сталину «присоединить» Латвию, Литву и Эстонию. Было подстроено так, что коммунисты этих стран попросили о присоединении. Полк Липовского простоял в Польше недолго, его срочно перевели на советскую территорию и расквартировали рядом с границей Латвии. Туда же подошли другие военные соединения. Комиссар Богданов каждый день проводил политзанятия и доказывал, что эти страны Прибалтики всегда входили в состав России и их население мечтает снова соединиться с Советским Союзом. Бойцам на это было наплевать, они сидели в тени деревьев, лениво ковыряли свежими стебельками травы в зубах, вспоминали о своих домах, думали «о бабах» и слушали вполуха. Только хитрый Сашка Фисатов чему-то скрытно ухмылялся, а потом поделился с Липовским: