Беседы об искусстве (сборник)

Художников и мыслителей можно уподобить лире, бесконечно чуткой и звучной. Вибрации струн этого инструмента, обусловленные обстоятельствами эпохи, еще долго звучат в других смертных.

Люди, способные оценить прекрасные творения искусства, несомненно, редки; музеи и прочие публичные места посещает весьма ограниченное число зрителей.

Но чувства, возбуждаемые искусством, все же понемногу просачиваются в толпу. Под сенью гениев художники меньшего масштаба принимаются распространять и вульгаризировать концепции мэтров; художники воздействуют на писателей, а те, в свою очередь, на художников: осуществляется непрерывный обмен мыслями между лучшими умами поколения – журналистами, авторами популярных романов, иллюстраторы разносят истины, открытые мощными умами мыслителей. Это своеобразный духовный поток, выброс, рассыпающийся на множество каскадов и в конце концов разливающийся вширь, представляя собой менталитет своего времени.

Не следует повторять обычное заблуждение, утверждая, что художники лишь отражают чувства своего окружения. Впрочем, это уже было бы немалым достижением. Ведь весьма уместно поднести людям зеркало, помогая им понять самих себя. Но художники делают большее. Конечно, они при этом многое заимствуют из глубинных источников, созданных традицией, но и сами обогащают эту сокровищницу. Поистине они являются проводниками и изобретателями.

Чтобы убедить вас в этом, достаточно заметить, что многие из мастеров опережают, и порой значительно, эпоху, когда их вдохновенное мастерство становится признанным. Так, многие шедевры Пуссена были написаны при Людовике XIV, хотя их благородная упорядоченная стройность соответствует характеру последующего правления. Ватто, чья беспечная грация, казалось бы, определила эпоху Людовика XV, творил не во времена этого короля, а при Людовике XIV, скончавшись в период Регентства. Шарден [144]и Грез [145], творчество которых восславило буржуазный семейный очаг, став предвестником демократизации общества, жили в монархическую эпоху. Прюдон [146], нежный и усталый мистик, противопоставил оглушительным фанфарам Империи любовь, самопогружение, мечту, став предшественником романтиков… И уже ближе к нашему времени – разве Курбе [147]и Милле не выразили при Второй империи [148]усталое достоинство трудящегося люда, который позднее, уже при Третьей республике, получил перевес в обществе.

Я не хочу сказать, что художники предопределили великие духовные течения, проявившиеся в их творчестве. Я лишь утверждаю, что они неосознанно внесли вклад в их формирование, что они стали частью интеллектуальной элиты, способствовавшей сотворению новых тенденций. И разумеется, эта элита состояла вовсе не только из художников, к ней принадлежат также писатели, философы, романисты и публицисты.

Еще одним доказательством того, что мастера искусства несут своему поколению новые взгляды и веяния, являются те трудности, которые испытывают художники, до смерти добиваясь их признания. Порой вся жизнь уходит на борьбу с рутиной. И чем ярче их дарование, тем больше вероятность того, что долгие годы они пребудут в безвестности. Коро, Курбе, Милле, Пюви де Шаванн, ограничимся, назвав эти имена, были единодушно признаны лишь в конце их пути.

Добро не остается безнаказанным. Но великие мастера в своем стремлении обогатить душу человеческую по меньшей мере заслужили, чтобы их имя после смерти сделалось священным.

Вот, друзья мои, что я хотел сказать вам о полезности художников.

IV

Я заявил, что полностью убежден.

– Я спрашивал лишь по существу, – заметил в свою очередь Бурдель, – я обожаю свое ремесло, и моя шутка была навеяна мимолетным приступом меланхолии или, скорее, желанием услышать речь в защиту профессии; я поступил как кокетка, которая жалуется, что выглядит дурно, напрашиваясь на комплименты.

Ненадолго воцарилось молчание, все обдумывали сказанное. Тем временем аппетит взял свое, и во время передышки в ход пошли вилки.

Немного погодя мне пришло в голову, что Роден с присущей ему скромностью забыл указать на духовное влияние, которое оказывают мастера искусства.

– Вы сами, – заметил я, – оказываете на вашу эпоху воздействие, которое распространится и на последующие поколения.

Восславив с такой силой наш внутренний мир, вы тем самым содействовали эволюции современной жизни.

Вам удалось продемонстрировать то огромное значение, которое каждый из нас придает своим мыслям, привязанностям, своим мечтам, а порой и заблуждениям страсти. Вы подчеркнули опьянение любви, девственные видения, лихорадку желания, головокружение раздумья, взлеты надежды, приступы подавленности.

Вы неустанно изучали таинственную область человеческого сознания и значительно расширили представления о ней.

Вы подметили, что в нашу эру ничто для нас не имеет такого значения, как наши собственные чувства, наше внутреннее «я». Вы увидели, что каждый из нас: мыслитель, человек действия, мать, юная девушка, любовница – рассматривает собственную душу как центр вселенной. До сих пор мы почти не осознавали это, вы открыли нам глаза на нас самих.

Вслед за Виктором Гюго, который возвеличил в поэзии сокровенные радости и печали быта, воспев мать возле колыбели ребенка, отца над могилой дочери, любовника, вспоминающего о былом счастье, – вы выразили в скульптуре наиболее глубокие и сокровенные душевные эмоции.

Нет никакого сомнения в том, что эта мощная волна индивидуализма, нахлынувшая на старое общество, понемногу изменит его. Нет никакого сомнения, что благодаря усилиям великих художников и мыслителей, призывающих каждого из нас рассматривать себя как самодостаточную цель и жить, повинуясь зову сердца, человечество придет к тому, что сметет всяческую тиранию, угнетающую личность, и превозможет социальное неравенство, порабощающее богатых и бедных, мужчин и женщин, слабых и сильных.

Искренность вашего искусства в значительной степени послужила становлению этого нового общественного устройства.

Бурдель на это заметил, что никогда не слышал более верных суждений о роденовском творчестве.

В ответ Роден сказал с улыбкой:

– Ваше дружеское отношение побуждает вас отвести мне слишком значительное место среди чемпионов современной мысли.

Но, по крайней мере, верно то, что я стремился сделаться полезным, сколь мог отчетливо выражая свое видение людей и вещей.

Деспио, пригубив с видом знатока выдержанное вино, заявил:

– Непременно запомню адрес этого ресторана.

– Право, – откликнулся я, – если мэтр Роден вознамерится проводить здесь со своими учениками дни напролет, я охотно поселюсь в этом месте.

Роден продолжил:

– Если я настаивал и продолжаю настаивать на полезности художников, то лишь потому, что мир, в коем мы живем, приняв это во внимание, вознаградит нас заслуженным расположением.

В наши дни все поглощены лишь выгодой, и мне хотелось бы убедить наше практическое общество в том, что чествовать художников ничуть не менее выгодно, чем промышленников и инженеров.

Французские соборы [149]

I

Посвящение в искусство Средневековья

Принципы

Соборы внушают чувство доверия, надежности, покоя – благодаря чему? Благодаря гармонии.

Здесь необходимо сделать несколько технических замечаний.

Гармония – в живых организмах есть результат противовеса перемещающихся масс: собор конструируется подобно живому телу. Его соответствия, его уравновешенность исходят из природного порядка, проистекающего из всеобщих законов. Творцы, что создали сии монументальные чудеса, владели всеми научными знаниями и могли их применять, поскольку почерпнули их из простых естественных источников и наука продолжала жить в них.