Нет вестей с небес (СИ)

«Тебя предали, Ваас, однажды тебя так предали… Меня тоже предали, родной брат, потом еще Оливер… И все же… Это я убила его. Я усомнилась на миг, что может прийти помощь. Но помощь и правда не пришла, откуда она могла прийти. А Райли… Он предавал меня всю жизнь, он разорил бизнес, он подставил бы меня, если бы мы попались на браконьерстве, я уже знаю… Но я все время оставалась рядом с ним, рядом с его предательством, проглатывала предательство за предательством, как давящие на сердце камни, которые никуда не деваются, потому что предательство невозможно простить, а чаще всего, и невозможно понять его причин. Но я оставалась, потому что любила брата, любила отца. До сих пор их обоих люблю».

Погруженная в тревожные ожидания, Джейс подскочила, когда из кустов на нее с жалобным блеянием выбежал винторогий крупный козел с черной длинной шерстью. Животное выглядело одичавшим, но нападать не стало. Блеснув квадратными зрачками оранжевых глаз, пробежало мимо.

Девушка помотала головой, успокоено выдыхая. Ей теперь на каждом шагу мерещилась опасность: вторые сутки без сна, раны, голод, который она ощущала общим подташниванием — все это подтачивало психику, с одной стороны притупляя восприятие действительности, с другой — болезненно обостряя.

Вот и тропинка, деревянный настил, несколько старых столбов с натянутыми проводами. Когда по обе стороны дорожки, наподобие ворот, предстала сетка рабица, видимо, некогда обносившая все подступы к холму, Джейс поняла, что осталось каких-то пару шагов. Стоило только повернуть голову налево, чуть приподняв скребущий землю измученный взгляд, — и правда предстал двухэтажный дом, беленький, аккуратненький, с витражами. Подниматься становилось все сложнее, но повторять трюк с падением на пороге не хотелось.

Девушка направилась уже не в дом, а в небольшой парник, который расположился поблизости.

И не ошиблась: док колдовал возле железного стола в дальнем конце парника, напитанного удушающей смесью запахов пересыщенной влагой земли и всевозможных грибов, часть из которых принадлежала явно к семейству ядовитых, галлюциногенных.

— Ого, снова ты! И снова побитая! — обернулся старик, протирая испачканные землей руки о свой халат-робу-рубашку зелено-серого цвета.

— Док… У тебя пираты? — выдохнула девушка хрипом, не решаясь целиком заходить в парник, радуясь снаружи свежему бризу, налетевшему с океана, хоть этот ветерок пробрал ее новой волной дрожи.

— Пока нет, я им сказал, что до конца недели ничего не придумаю… Да… Не придумаю. Я еще на себе не пробовал, хе-хе! — бормотал Доктор Э., странно поводя трясущимися морщинистыми кистями, обводя теплицу нефокусирующимся взглядом. — А что ты опять натворила? ..

— Досадила Ваасу! — усмехнулась Джейс. И на ее губах снова заиграла улыбка, та самая, победная и отчаянная, с которой она летела вниз, прямо в воду.

— Вот это да! Ему можно досадить? — склонил голову набок док, начиная тараторить нечетко. — Я думал, это у него развлечение такое… Ловить и отпускать, ловить и отпускать… Одного однажды отпустил, а он побежал, как побежал… А потом сидел у меня под пальмой, ну, там… внизу… Свихнулся… Да… А Ваас его нашел и выпотрошил… А другого отпустил недавно, ну, как недавно… Так на свою беду! Он теперь с ракьят против пиратов сражается… — потом вдруг точно вернулся к реальности. — А ты не с ними?

— Оказалось, что нет. Ракьят считают меня проклятой. Вы же не суеверны? Док! У вас есть телефон? — из последних сил просила Джейс, успокаивая себя, что если прошла столько времени, не падая, то и сейчас выстроит пару минут, особенно если держаться левой рукой за косяк двери, а правой поддерживать ремень волокущегося по полу автомата.

— Прослушивают его, наверное… Это заговор… Мы все под колпаком.

— Док! Я обязана узнать, что с моими друзьями! Они считают меня мертвой!

— Что делать… Все мы мертвы по-своему, — пожал плечами мистер Алек, глядя на свои растения. — Пурпурные, зеленые…

«Проклятье! Опять он грибов обкурился», — раздраженно думала Джейс, но вспомнила то, что рассказал ей Уиллис про погибшую дочь доктора. Да, последний, видимо, умер вместе с ней, как Джейс вместе с Райли и Оливером. Но еще ровно половина оставалось живой. Дейзи и Лиза, да еще, может быть, Герк. Их судьба волновала, что позволяло остаться наполовину живой, да вторая половина уже не смущалась при убийствах любыми способами.

— Э… Аптечку бы тебе сначала, — постучал по своей дурьей голове мистер Алек, и скоро повел неожиданную едва плетущуюся гостью на второй этаж. В той комнатке с фиолетовыми обоями и белой мебелью ничего не изменилось. Даже кубики на столе лежали в том же углу, а еще деревянные солдатики… Выцветшие смешные королевские гвардейцы в черных шапках и красных мундирах. Но Джейс-то теперь знала, что значат для свихнувшегося дока все эти бестолковые игрушки, на которых оставила отпечаток смерть.

Вещи трагически погибших вообще спустя много лет ранят и ранят сердце воспоминаниями. Потому кто-то от них стремится избавиться, забыть эту боль, сохранив только светлую память о человеке, а кто-то бережет, будто эта память и есть эти вещи.

Девушке становилось все более жутко и тоскливо в окружении игрушек мертвой девочки. Она знала, что где-то там, дома, остались такие же вещи Райли, наверное, и Оливера… Но она-то помнила именно вещи Райли, его игрушки, его футбольный мяч, его велосипед… И много-много фотографий, где они все вместе. Она, отец… И фотографии с соревнований, где она улыбалась или немного разочаровывалась, если проигрывала. Но она-то знала, что каждый проигрыш — тоже шаг к победе. Теперь каждая победа казалась шагом к пропасти. А от одного воспоминания о фотографиях, где они все вместе, где все хорошо, щемило сердце до безотчетного воя. И не знала, что теперь с этими вещами. Вроде вещи как вещи, но на них ныне тоже лежал отпечаток страданий. Впрочем, они остались там, в прошлой жизни. А док вот на остров сбежал от этой прошлой… Но утащил ее с собой.

Но Доктор Эрнхардт по-прежнему знал свое дело, даже под грибами не забывал. Девушка ощущала, что снова ему доверяет, его помощи. А мистер Алек бубнил себе под нос, шепча ласково:

— А ты так похожа на нее… Может, ты — она?..

И девушка едва догадывалась, что несчастный старик видит в каждой молоденькой девушке с пшеничными волосами свою дочь, которой не посчастливилось вырасти. Но его расколотый рассудок, исключая звено смерти, изменяя на что-то другое, порой выдавал новую невероятную историю, будто его дочь потерялась, убежала, была похищена и еще много небыли, сводившейся к тому, что она может вернуться однажды. Она вернется, надо просто подождать.

И Джейс становилось почему-то стыдно, когда Эрнхардт улыбался ей, хотя понятно, что для всех остальных он не такой уж добрый старик, потому что не каждый будет торговать контрабандой, не каждый согласится сотрудничать с пиратами. А он согласился, наплевав на то, сколько чужих драм произойдут косвенно по его вине. И от осознания, кем является ее союзник, тоже делалось совестно. Понять можно всех. Но не простить и не оправдать.

Совершенно всех понять. И Джейс осознала, что поняла даже Вааса, особенно четко мысли выстроились, промелькнув перед невольным провалом в забытье на пружинной кровати. Тогда ей казалось, будто она снова летит с обрыва, снова видит его лицо, которое вдруг отделалось от маски самодовольства…

«Ты предал, ты сбежал… А я… Разве могла я бросить младшего, даже и с предательствами? Иногда хотелось, так хотелось уйти, а, скорее, просто исчезнуть. Исчезнуть, чтобы не думать, какой во мне дефект, что каждый раз напарываюсь на предательства. Но что бы я сказала тогда отцу? А себе? Но ты выбрал другое, ты выбрал ответить на предательство предательством, выбрал побег. У кого на сердце больший камень — еще вопрос… Какой же тварью ты стал из-за всего этого. И в кого превращаюсь я?»

И то ли четкие мысли, то ли яркие пятна образов, то ли обрывки фраз:

«Я никогда не пойму твои злодеяния, но я понимаю твою боль»…