Нет вестей с небес (СИ)

Вот и все. Почему спросила? Потому что Хойта ненавидела, ненавидела больше всех живых существ, зная, что он не один такой, что он — только вершина кровавого айсберга.

Но уже не важно, ничто не важно, когда бетонный блок потянул вниз, прямо в реку. Что ж, в кои-то веки, как вульгарно говорят, игра стоила свеч. И здесь речь не о дурацком покере и отрубании пальцев. Она устроила хаос в лагере, она… А что она? Лизу спасла. Вот и все. Остальные уже были мертвы. И ныне она летела к ним, отправляясь на дно. Стремительно ее протащило по траве, ударило лопатками о край обрыва. И дальше вниз, так, что связки ног нестерпимо взвыли.

Она летела со скалы, но успела заметить, как подернулось неопределенным выражением непроницаемо высокомерное и самоуверенное лицо Вааса после ее прощального восклицания, странное восклицание для последнего слова в мире живых.

Похоже, она задала вопрос, на который главарь не сумел бы ответить в том же надменном тоне превосходства, вовремя задала, потому что отвечать уже ничего не требовалось. Да и зачем отвечать? Оба знали ответ, оба знали, что безраздельная власть главаря призрачна. Он сам это знал, и, быть может, сам уже давно искал способ уничтожить Хойта. Или же нет, или же смирился с тем, что он цепной пес, который имеет право на жестокие игры, приколы садиста и прочий беспредел, но больше ни на что.

Но все это стало не важно, ведь она уже стремительно летела со скалы.

Он скинул со скалы, и только вдогонку будто посылались его слова:

— Уже не мне…

Или только показалось.

Но никакие слова уже не имели смысла. И если бы Джейс могла сознавать, с каким выражением летит вниз, то удивилась бы, откуда на ее лице застыла гримаса перекошенной улыбки.

Сначала — плеск бетонного блока, затем удар о воду — больно, но не очень, потому что высота между ущельями оказывалась не такой большой. Но кто только и когда сломал треклятый мост?

Она инстинктивно набрала в легкие воздух, не намеренная сдаваться. Она вдруг поняла, что осталось еще одно дело на этой земле: «убить, чтобы прервать череду грехов», так или иначе, отомстить. Но мысли спутались, когда бетонный блок утащил на самое дно, а быстрое течение ударило о камни, отчего часть кислорода исчезла, выплюнутое невольно крупными воздушными пузырьками.

Главарь, вероятно, покинул берег. Ушел. А она на дне боролась с канатами, извивалась, как змея, невольно вспоминая все чудеса фокусников. Освобождались же они как-то! И сквозь толщу воды небо казалось совершенно прозрачным и синим. И таким прекрасным.

Комментарий к 82. Один на один Очень жду отзывов!

Коротких тоже жду!

От молчаливых читателей тем более жду!

====== 83. Сиянье звезд ======

Нам сиянье звезд светит ярче солнца.

© Пилот «Нет вестей с небес» .

Воздух! Это роскошь, доступная не всем. В груди нестерпимо жгло, от боли даже не удавалось потерять сознание. Но она знала, что если и погибнет, то без сожаления. Однако паника исчезновения жгла сознание новыми попытками борьбы, когда вокруг плескались пласты воды, когда на дне уже встали столбиками захлебнувшиеся пленники с вывернутыми за спину руками. Стоп!

У всех руки были вывернуты за спину. Так почему у нее перед собой? Не важно!

Джейс попыталась дернуться, готовая с минуты на минуту тоже захлебнуться. Бетонный блок уже въелся в песок на дне, его только немного сносило течением, но без толку. Девушка злилась на себя. Так глупо умереть на дне реки, не пытаясь выбраться? Нет! Что там говорят — «умереть с честью»? А большая честь все же выжить! Она злилась на весь мир, да так неистово и злорадно, точно вся превратилась в огонь. Сознание отключалось, точно открывая последние аварийные резервы организма.

Тогда девушка дернула руками, туда-обратно. Она понимала, что, чем больше веревки напитаются влагой, тем меньше у нее будет шансов на спасение. Правда, воздух обещал закончиться быстрее. И тогда уже ей помогли более тонкие, чем у мужчин, запястья. Или же просто неумение — нежелание — главаря завязывать крепко узлы. Руки освободились! О, фокус! Невероятный фокус!

Джейс немедленно принялась распутывать узлы на ногах, хотя кислорода уже катастрофически не хватало. Из огня да в полымя. Из огня да в воду. И все оказывается не благом, а преградой. Узлы поддавались туго, легкие уже надрывались судорогами.

Но, вот… Наконец… Бетонный блок остался на дне, а перетянутые лодыжки ощутили стопы, ноги зашевелились. И ничто не мешало всплыть. Речка оказалась достаточно мелкая, быстрая, течение сносило к океану, и путь наверх показался вечностью. В тот момент разум вообще не мыслил. Осталась не реальность, не настоящее. Осталась оболочка, которую вели инстинкты, которая отказывалась умирать, не пытаясь понять, как и почему ей все-таки удалось распутать проклятые лианы узлов. Но ведь лианы спасали ее, но ведь джунгли слушались ее, точно настоящая жрица не Цитра, а она… Воздух. Вот и все, что ощутило тело, даже не давая сигнала, что это поверхность. Называния вещей тоже не осталось.

Она всплыла практически возле океана, как раз там, где они оставили лодку. Ничтожный остров, короткая река, а как легко в ней топить людей. И скольких еще утопил главарь… Она и не подозревала, сколько рек усеяны этими разбухшими столбиками трупов, которые не всплывали, отравляя воду трупным разложением. А его веселило утопление людей, а его веселила смерть, а он вообще не испытывал веселья, а он вообще замкнулся в повторении. А он смеялся, и все думали, что весело. Все ведь смеются только когда весело… Конечно, все… Обрывки фраз метались по сознанию. Джейс ползком добралась до лодки — на месте.

Значит, пираты отправились на какой-то другой. И сбилась девушка со счету, сколько раз ее пытались уже убить, сколько раз она прощалась с жизнью, чтобы снова понять: не желает туда, за грань. Уж точно не по воле главаря. Воздух. Берег. Стать бы рыбой… Нет, человеком лучше.

И на небе мерцали звезды, значит, не поглотил их подземный змей, значит, лодка солнца по кругу плыла дальше, чтобы каждый вечер павианы кланялись ей, чтобы каждую ночь вновь биться со змеем. Но другое небо не обрушивалось в мир живых, не останавливалась планета, когда убивали друг друга.

Холод от воды казался теперь благом, когда воздух вдоволь наполнил легкие, когда прекратился кашель. Джейс просто лежала у кромки воды.

Она выжила.

Больше это не значило ничего — она выжила. И больше ее не искали, считая мертвой. На злость, негодования и сомнения просто не оставалось сил. Девушка лежала на каменистом берегу неподвижно, просто дыша, и глядела на звезды. А они мерцали и мерцали, много, мириады. И казалось, будто упала в это огромное небо, будто летит сквозь Вселенную.

Она не спала, она лежала неподвижно, будто забыв, как должно шевелится это тело. Пираты, на ее счастье, не спускались проверить, кто еще мог выбраться. Вероятно, они покинули вскоре остров. Предложили новый товар или искали старый — не важно. Впрочем, нет, важно.

Но Дейзи и Лиза были все-таки под защитой Герка. Наверное. Но Джейс не мыслила, слов не осталось. Не для нее. Уже не ей… Уже не им… Выброшенная на берег рыба. Неподвижное создание, упавшее в недра Вселенной, летящая мимо космоса черных дыр.

Может, она уже умерла, может, ее никогда не существовало. Вероятно, она бредила. Или сходила с ума, ненормально радуясь каждому вздоху. И только резко встрепенулась, когда звезды уже начали меркнуть. Все тело затекло, не считая того, что оно вообще дико болело. Джейс нервно дернулась, садясь, но тут же схватилась за голову, за уши, из которых как будто сочилась кровь — но нет, только немного воды, значит, контузию не получила.

«Он пытается превратить меня в себя, но для чего? Чтобы я убила Хойта?» — первая пришедшая в голову мысль, откуда-то из-за грани забытья, а затем — уже сотни других мыслей, чисто инструментальных.

Девушка попыталась подняться, но выходило слабо, однако перевалиться через борт лодки, спустив ее на воду, оказалось не очень сложно. Она уговаривала себя, тихо скуля, а в голове отчетливо слышался голос отца, успокаивающий, он ее в детстве так учил. Когда что-то не получалось, он уговаривал, поддерживал. Таким же голосом он говорил, когда ей пришлось заново учиться ходить на двух ногах, когда левая нестерпимо болела. А потом отец умер… Но образ его остался. И голос, когда было нестерпимо плохо, помогал.