В борьбе обретёшь ты...Часть 1 (СИ)

– Мы надеемся, что всё обойдётся, миссис Дурсль, – пожилой врач качал головой, – но мальчик нуждается в постоянном врачебном контроле. Грядёт половое созревание, а большинство проблем со здоровьем выявляется, увы, именно в этом прекрасном возрасте.

Рассказать Дурслям о том, что он буквально своими руками лишил себя зрения, Гарри набрался смелости только после выписки из госпиталя. Вернон даже не стал ничего говорить, только обречённо вздохнул. Зато высказался Дадли:

– Поттер, ты идиот. Ты же телекинезом владеешь, болван, ты вполне мог сам себе случайно мозги наружу вынести.

Гарри виновато кивал, поправляя тяжёлые очки с толстенными стёклами, но кузен не унимался:

– Зачем тебе книжки твои умные? Чтобы поступить наоборот? Ты бы почитал сначала, что ты собираешься сделать и насколько это опасно, бестолочь!

Гарри уже вовсю ронял слёзы и Вернон не вытерпел. Он привлёк к себе обоих мальчишек и каждого чмокнул в макушку:

– Тихо, дети, ваша мать уже устала плакать. Туни, милая, прими лекарство. Я вас очень прошу, обоих – берегите себя и хорошенько думайте перед тем, как что-либо сделать. Договорились?

С того самого дня Гарри зарылся в свои книги целиком, вдумываясь в каждое слово. Эксперименты над собой он не прекратил, но ограничивался только заживлением случайных синяков и царапин, тщательно записывая результаты в тетрадь. Свести гематому с лица Дадли Поттер посмел только через год, когда у него уже была целая серия опытов на кошках старухи Фигг, а «лабораторный журнал» перекочевал в тетрадь потолще.

Дадли, избавленный от улики, изобличившей бы его участие в одной крайне неприятной истории, торжественно наградил кузена званием «экстрасенса» вместо детского и несерьёзного «супер-героя».

День рождения Дадли отметили весело – походом в зоопарк, нечаянным освобождением питона и дружным распитием сердечных капель старшими Дурслями. После казуса с самолечением, Гарри стал относиться к своим странностям намного серьёзнее и никаких спонтанных магических выбросов у него больше не случалось. Дурсли не замечали даже мелкого бытового волшебства, казалось, мальчик целиком погрузился в теорию медицины. Тем неожиданней оказался «змеиный квест», как выразился Дадли, нашедший своё очередное призвание в играх на приставке. Испугались Дурсли вовсе не питона, хотя и его немного тоже, а возможного разоблачения Гарри – народу вокруг было полно, и многие фотографировали разорённый террариум.

Этим же вечером испуганный Гарри устроил истерику. Он кричал и плакал, клянясь, что никогда-никогда не станет больше пользоваться своими способностями. Кроме целительских – от них Гарри отказаться не смог. Дурсль обрадовался бы, не знай он, что меньше чем через полгода Гарри придётся пользоваться всеми своими умениями и не факт, что их ему хватит для учёбы в загадочном Хогвартсе.

– Петуния, мы не имеем права больше молчать, – сказал он жене на следующий день, отправив мальчишек на улицу к приятелям. – До дня рождения Гарри осталось немногим больше месяца, мы должны всё ему рассказать.

Петуния опять расплакалась, но возражать не стала – дальше тянуть и впрямь было некуда.

Дурсли назначили день разговора и принялись к нему готовиться. Петуния взяла рецепт на успокоительные средства и затеяла генеральную уборку. Не то, чтобы дом в ней нуждался, но работа помогала отвлечься. Вернон же посетил банк, сделал несколько переводов и снял значительную сумму наличными.

Всё это время Дурсль продолжал репетировать свою речь и раз за разом не мог её закончить. Он был готов к любой реакции Гарри, надеясь, впрочем, что его племянник не станет на них сердиться. Но вот, справившись с ситуацией, Гарри спросит у него: «Дядя Вернон, как мне быть дальше?»

Ответа не этот вопрос у Дурсля не было.

Отправлять Гарри в Хогвартс было страшно.

Первое время, после появления Гарри, они с Петунией, обмирая, ждали гостей из магического мира. Дурсли никак не могли поверить, что маги ограничатся письмом за подписью директора школы, в которой ребёнок будет обучаться лишь через десять лет.

Но никто не пришёл.

Никто не поинтересовался, жив ли мальчик, здоров ли и хорошо ли к нему относятся опекуны-магглы. Через пару лет Дурсль понял, что родных в магическом мире у Гарри либо не осталось, либо они ничего о Гарри не знают. Или не желают знать, во что Дурслю верить не хотелось.

Потом он сообразил, что за их семьёй могут следить со стороны и, по мере сил, попытался вычислить магического соглядатая. Ясное дело, у него ничего не вышло. Подозрительных личностей в Литтл Уингинге хватало – от чокнутой старухи Фигг с её блохастой свитой до мистера Милтона, перекопавшего каждый пустырь городка в поисках руин неведомого римского поселения. Дурсль успокоил себя тем, что шпионаж – не его стезя. Всё-таки, он торговец дрелями, а не Лоуренс Аравийский.

Некоторое время спустя Дурсль окончательно бросил ломать голову над загадками магической заботы о сиротах, потому что для худо-бедно правдоподобных предположений отчаянно не хватало информации.

Петуния много помнила о магах, но все её знания носили отрывочный характер и касались, в основном, «магглорождённых» – магов, у которых оба родителя были маглами. Петуния знала, где находится вход в Косой переулок и даже один раз побывала в этом самом переулке, но понятия не имела, насколько велик магический Лондон, и сколько магов там живёт. Она знала названия некоторых предметов, изучаемых в Хогвартсе, но не представляла, как именно организовано обучение, насколько ценится диплом этой школы, и нет ли в Англии других магических школ. Петуния знала о трениях между «магглорождёнными» и «чистокровными» магами, но ничего не могла рассказать об общественном и государственном устройстве магической Британии. И так во всём – кусочки знаний, не соотносящиеся друг с другом и не дающие хотя бы смутного представления о том, что ждёт их племянника.

Единственное, что Дурсль твёрдо усвоил из рассказов Петунии – от магов не скрыться. Они умеют мгновенно перемещаться в пространстве и расстояния для них не помеха. Мало того, некоторые из магов умеют читать мысли и воздействовать на память. Узнав об этом, Вернон стал вести дневник и пару раз в месяц скрупулёзно сверял собственные воспоминания с теми, что изложены в дневнике. Бережёного и бог бережёт.

В общем, по большому счёту, Дурсль не знал, что Гарри ждёт впереди и не мог дать ему ни одного толкового совета.

– Интересно, о чем отец собрался поговорить? – Дадли лежал на траве, закинув руки за голову. Мальчишки устроились на пустыре, неизменном месте сбора Дадлиной «банды». Сейчас, однако, они были одни, Большой Дэ уже распустил по домам своё воинство.

– Не знаю, – тихо ответил Гарри, – но тётя была сама не своя. Ты ничего не натворил, Даддерс?

– Подрался, я же тебе рассказывал, – Дадли зевнул.

– Нет, что-нибудь необычное, – Гарри подумал. – Например, табачную лавку ограбил или у старухи Фигг кошку похитил.

– Забавные у тебя идеи, Поттер, – Дадли скосил глаза на кузена. – А говорят, это по мне тюрьма плачет.

Гарри помолчал, а потом тихо выдохнул:

– Плохо.

– Спасибо, брат, – с чувством сказал Дадли. – Всегда знал, что ты меня любишь.

Гарри слабо улыбнулся:

– Если у тебя всё в порядке, значит, мы будем говорить о моей школе.

– А что с ней не так?

– Мне кажется, дядя не отдаст меня в медицинский колледж, – Гарри закусил губу, стараясь не удариться в слёзы.

– Не ной! – привычно скомандовал Дадли. – С чего ты взял?

– Это очень дорого, даже дороже твоего «Вонингса», – Гарри всё-таки начал всхлипывать. – Я понимаю, конечно, лишних денег у нас никогда не было… Но я потом всё отдам – врачам очень хорошо платят. Честное слово!

– Сдурел? – ошарашенный Дадли приподнялся на локте и во все глаза уставился на Гарри. – Да папа для нас никогда ничего не жалел, а уж на хорошую школу последнее отдаст! Да хватит реветь уже, сколько можно! Откуда в тебе столько воды берётся?