Хор тысячелетий (СИ)

— Руку, мистер Поттер! — пропела профессор Амбридж.

Гарри начал понимать, что спор с профессором, вероятнее всего, приведет к наложению взыскания. Так и получилось. Профессор Амбридж вынула из сумки маленький свиток розового пергамента, расправила его на столе, обмакнула перо в чернильницу и принялась писать записку, спиной закрывая ее от Гарри. Все молчали. Спустя примерно минуту она скатала пергамент и волшебной палочкой без шва запечатала свиток, чтобы Гарри не смог его развернуть.

— Отнесите профессору Снейпу, — сказала профессор Амбридж, протягивая ему свиток.

Гарри взял свиток и, не проронив ни звука, вышел из класса.

Гарри спустился в подземелья, все еще внутренне кипя от гнева. Нет, ну что себе возомнила эта... розовая жаба?.. Юноша постучал в дверь кабинета декана.

— Меня направили к вам, — деревянным голосом сообщил Гарри.

— Направили? – Снейп изогнул бровь.

Гарри молча подал ему записку от профессора Амбридж. Взяв пергамент, профессор Снейп нахмурился, разрезал свиток прикосновением волшебной палочки и начал читать. Глаза профессора двигались то вправо, то влево, и чем дальше, тем сильней они щурились.

— Пошли со мной, Поттер.

Он последовал за ним в кабинет. Дверь закрылась за ним сама собой.

— Итак, — грозно обратился к нему профессор, — это правда?

— Что правда? — спросил Гарри чуть более агрессивным тоном, чем хотел. — Профессор, — добавил он в попытке смягчить невежливость.

— Это правда, что вы повысили голос на профессора Амбридж?

— Да, — сказал Гарри.

— Вы обвинили ее во лжи?

— Да.

— Вы сказали ей, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился?

— Да.

Профессор хмыкнул, сел за письменный стол и, хмуря брови, поглядел на Гарри. Потом сказал:

— Возьмите-ка печенье, Поттер.

— Что взять?

— Печенье, — раздраженно повторил он, показывая на коробку, лежащую на столе поверх многочисленных бумаг. — И сядь. Чаю хочешь?

- Спасибо, – Гарри несколько озадаченно смотрел на декана.

— Поттер, вы должны вести себя осторожнее, – профессор отлевитировал к Гарри чашку с горячим напитком.

Гарри проглотил кусок имбирного тритона и ухватил ее за ручку. Голос Снейпа был тихим, встревоженным:

— Плохое поведение на уроках Долорес Амбридж может обернуться для вас гораздо большими неприятностями, чем потеря факультетских очков и оставление после уроков.

— Я не понимаю…

— Подумайте хорошенько, Поттер! Вы знаете, откуда она пришла, и должны понимать, перед кем она отчитывается.

Гарри медленно кивнул.

- Для начала она оставила тебя на отработки в течение всей недели, Гарри, – заметил профессор, еще раз перечитывая записку. – Я прошу тебя, не зли ее.

Гарри стало стыдно. Он еще раз кивнул и, быстро допив свой чай, попрощался с профессором.

Однако совсем уж не злить Амбридж у Гарри никак не выходило. На первом же взыскании она обнаружила, что ее методы воздействия не имеют силы.

Кабинет профессора ЗОТИ изменился до неузнаваемости. На все поверхности были наброшены ткани — кружевные или обычные. Стояло несколько ваз с засушенными цветами, каждая на своей салфеточке, а на одной из стен висела коллекция декоративных тарелочек с яркими цветными котятами, которые различались, помимо прочего, повязанными на шею бантиками. Котята были такие мерзкие, что Гарри ошеломленно пялился на них и пялился, пока профессор Амбридж снова не заговорила.

— Добрый вечер, мистер Поттер.

Гарри вздрогнул и обернулся. Он потому не сразу ее и заметил, что ее мантия с ярким цветочным узором уж слишком хорошо гармонировала со скатертью на письменном столе.

— Добрый вечер, профессор Амбридж, — деревянным голосом отозвался Гарри.

— Ну что ж, садитесь, — сказала она, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила стул с прямой спинкой. На столике, явно дожидаясь Гарри, лежал чистый пергамент. Она протянула ему черное перо, длинное и тонкое, с необычно острым кончиком.

— Я попросила бы вас написать: «Я не должен лгать», — мягко сказала она.

— Сколько раз? — спросил Гарри, довольно убедительно имитируя вежливость.

— Столько, сколько понадобится, чтобы смысл впечатался, — ласково ответила Амбридж. — Приступайте.

Она отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой пергаментов, которые скорее всего были сданными на проверку письменными работами. Гарри приподнял острое черное перо, но понял, что кое-чего не хватает.

— Вы не дали мне чернил, — сказал он.

— О, чернила вам не понадобятся, — заверила его профессор Амбридж с крохотной смешинкой в голосе.

Гарри поднес острие пера к бумаге и вывел: «Я не должен лгать».

Слова, появившиеся на пергаменте, были написаны чем-то ярко-красным. Те же слова возникли и на тыльной стороне его правой руки, будто проведенные скальпелем; но не успел он отвести взгляда от свежих надрезов, как их затянуло гладкой кожей — осталась лишь небольшая краснота. Повторение процедуры раз за разом не приносило видимых результатов: порезы затягивались, и вскоре Гарри даже начало казаться, что он перестал чувствовать боль при письме.

За окном кабинета Амбридж стало темно. Гарри не спрашивал ее, когда это кончится. Он ни разу даже не поглядел на часы. Он знал, что она смотрит на него, дожидаясь признаков слабости, и не собирался их выказывать, пусть даже придется просидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку.

— Дайте руку, — промолвила профессор Амбридж.

Он протянул ей руку. Она взяла ее в свою. Когда она дотронулась до него толстыми пальцами-обрубками, на которые были надеты уродливые старомодные перстни, он с трудом подавил судорогу.

— Увы, увы, увы, результаты пока скромные, — сказала она, улыбаясь, но Гарри понял, что совершенно чистая поверхность его кожи удивила и озадачила ведьму. — Что ж, продолжим завтра вечером, не так ли? Можете идти.

Гарри без единого слова вышел из кабинета, догадываясь, что одной из целей Амбридж было сделать его жизнь невыносимой из-за ежедневной гонки с домашними заданиями. Однако обширная подготовка Гарри во время летних каникул пока что давала определенный “запас прочности”, и юноша раз за разом проходил “отработку”. На третий день обнаружив совершенно чистую кожу на руке юноши, Амбридж забеспокоилась:

- Что происходит... ведь должно быть заметно... уже должно быть... – бубнила она, чуть ли не обнюхивая протянутую кисть.

- В чем дело, профессор? – деланно-участливо осведомился Поттер, – Что-то не работает?..

Колдунья подняла на него злобные глазки и выдавила:

- Я начинаю думать, что вы пользуетесь какой-то запрещенной магией, Поттер!

- Что Вы, мэм, никакой магии. Я даже палочку не доставал, – пожал плечами Гарри, невинно глядя на преподавателя.

Еще несколько таких бессмысленных вечеров, и старая жаба оставила Гарри в покое. Впрочем, она нашла другой способ насолить ему: запретила играть в квиддич всей слизеринской команде. Правда, в этом она, как выяснилось уже на следующий день, тоже просчиталась: поскольку официальной заменой Поттера на позиции ловца был Драко Малфой, Люциус, получив письмо от сына, не преминул наведаться к министру, и запрет пришлось снять. Гарри выходить на поле запретили, но он по этому поводу не особенно расстроился: с некоторых пор все то, что делало его похожим на Джеймса Поттера, неуловимо раздражало юношу. Да и Драко был рад, что тоже успокаивало.

Одной из неожиданностей для Гарри стало внезапное предложение Гермионы организовать альтернативные занятия по ЗОТИ. Юноша сначала не понял, что она имеет в виду, а когда до него дошло, он ужаснулся:

— Это твоя идиотская идея, Блейз? Я же не учитель. Все мои так называемые “подвиги” звучат очень красиво, но мне просто везло — половину времени я сам не понимал, что делаю, ничего не планировал, действовал вслепую, и почти всегда мне помогали.