Волшебные руки волшебника (СИ)

– Ты же понимаешь, что так будет лучше, приятель, – слабым голосом сказал Рон, следя за рваными движениями своего напарника.

– И кому же от моего отстранения будет лучше, Рон? – через плечо кинул тот, тут же смачно выругавшись от прострелившей шею боли.

– Черт побери, да всем! – прикрикнул Рон, поднимаясь на ноги, и в два шага добрался до пострадавшего, помогая ему выпрямиться. – Мы чуть миссию не провалили из-за твоей спины, Гарри.

Гарри поморщился, сердито выдохнул, но промолчал. Рон был прав, что волновался, но совершенно не прав, что пошел стучать Кингсли. Теперь он, Гарри Поттер, отстранен от службы до тех пор, пока не сделает что-нибудь с непрекращающейся болью в спине. И единственным способом сделать с ней что-то было обратиться в госпиталь Св. Мунго, куда Гарри еще в академии поклялся себе не возвращаться.

Потому что знал, кто учился на колдомедика и был приглашен работать туда после университета, и прийти к нему со своими проблемами будет вдвойне унизительней, чем не суметь увернуться от Авады из-за прошивающих поясницу игл боли.

Боли начались недавно, но безжалостно резко. Тогда Гарри списал их на банальное перенапряжение: экзамены в академии выматывали, свадьба Джинни и Луны затянулась на несколько сумасшедших дней, да еще и этот пьяный каминг-аут перед Чарли Уизли, после которого тот обнял Гарри так сильно, что в Поттере затрещала буквально каждая косточка, включая те, что в объятиях в принципе не затрагивались…

Последнее беспокоило его больше всего. Даже не тем, что в своей ориентации Гарри уверен не был (ему, по сути, не нравились парни, ему нравился парень, - это он понял за великое множество закатов и рассветов, что проводил в общей душевой аврората), а то, что больше никто в семье об его предпочтениях не знал. И пускай Гарри не видел причины трепаться о них на каждом углу («Нет парня - нет причины, верно?»), но вина за молчание перед Уизли - особенно перед Молли, - давила на него сильнее, чем судьба магического мира на Второй Магической Войне.

С того дня Гарри и начала беспокоить спина. Перед заданиями он обычно выпивал обезболивающее зелье, но оно плохо влияло на координацию движений и силу заклинаний, потому перед последней, заключительной, засадой торговцам темномагическими артефактами Гарри решил его не пить.

Что и привело к тому, что он пришел в каминный зал Министерства, зачерпнул дымолетного пороха и, сквозь зубы выдавив «Мунго», исчез в зеленоватом огне.

В холле госпиталя его встретила флегматичная ведьма средних лет и непривлекательной (ну, еще бы) наружности, которую не впечатлил ни аврорский алый мундир, ни такая узнаваемая поттеровская внешность.

– Сдайте свою палочку и представьтесь, пожалуйста, – безэмоциональным голосом попросила она, протягивая специальный контейнер.

– Аврор Гарри Джеймс Поттер, – буркнул он, кинув остролист в коробку.

– Цель визита, мистер Поттер? – за последние восемь лет шумиха вокруг имени Национального Героя подутихла, а сам Гарри вел открытую жизнь простого министерского служащего, потому вопросов, почему медиведьма не выказала никакого интереса, даже услышав его имя, не возникало.

– Мне к… – он замялся. Может, ему не надо именно к нему? Может, если он опишет свои проблемы ведьме-справочнице, то его отправят к другому специалисту? – У меня проблемы со спиной. И шеей. Резкие движения, долгое бездействие приводят к обездвиживанию или вспышкам боли. Лежать могу только на твердом, и то… – он затих.

Унизительно, до слез унизительно победителю Волан-де-Морта стоять и рассказывать, как ему вступает в поясницу.

Медиведьма по-прежнему смотрела будто бы сквозь него, и Гарри невольно задумался, не находится ли женщина в дальнем родстве с четой Лавгуд.

– По коридору направо, седьмая дверь слева. Мануальный терапевт. Он свободен, можете проходить, – каждое слово, как молния, прошивающая тело Гарри. Как приговор.

От безысходности хотелось стонать, от ярости - кричать, от жгучего стыда - расплакаться, а от потаенного предвкушения, грозящего перерасти в легкое возбуждение - придушить и себя, и терапевта, и медиведьму заодно. Но над всеми этими эмоциями превозмогала тупая боль в каждой клеточке тела, потому Гарри, тяжело вздохнув, зашагал по широкому коридору нейтрально-розового цвета.

Простая светлая дверь, такая же, как и все остальные, лишь имя в золотой рамочке было особенным. Гарри, замешкавшийся на секунду от вида фамилии, написанной витиеватым почерком, глубоко вздохнул, расправил плечи и, постучав пару раз исключительно в качестве формальности, толкнул дверь.

– Да-да, проходите, сейчас только допишу свиток пациента и займусь… – знакомый, почти не изменившийся со времен Хогвартса голос, оборвался, когда его обладатель поднял на Гарри глаза. – …вами, – ровные тонкие губы стремительно начали кривиться в полуехидную-полуторжествующую ухмылку, а тонкие пальцы, в которых замерло перо, тут же откинули свиток прочь.

Колдомедик откинулся в своем ненормального размера («Как его эго», – шепнуло Гарри подсознание) кресле и сцепил руки в замок у себя на животе.

– Ну-ка, ну-ка. Неужто великий и ужасный аврор Поттер собственной персоной, – протянул он совсем уж знакомо, и Гарри судорожно выдохнул. Он даже не заметил, как задержал дыхание.

– Давно не виделись, Малфой, – кивнул он, по-прежнему стоя в дверях кабинета.

– Да уж, давненько, – кивнул Малфой. Его ухмылка дрогнула было в сторону почти доброжелательной улыбки, но он быстро взял себя в руки. – Если это визит вежливости, то мне нужно работать, Поттер.

– Вообще-то, – Гарри сглотнул. Голос всегда подводил его, когда рядом был Малфой. Еще со школы. – Я пришел к тебе, как к специалисту, – он шагнул в кабинет и прикрыл за собой дверь. – Если ты не против.

– Что ж, – Малфой выглядел удивленным, что было не странно - авроры были у него частыми гостями: полевые работы не щадили никого. Один Гарри избегал его, как бешеный - воды. – Проходи, присаживайся, – темная ухоженная бровь выгнулась то ли в насмешке, то ли в немом вызове.

Гарри подчинился, проходя глубже в до смешного светлый кабинет. Сливочно-белые стены, белый потолок, ковер и напольные вазы оттенка слоновой кости, даже мебель и та была белая, - Малфой, бледный как перо полярной совы, в своих кипенно-белых брюках и таком же белом свитере почти сливался со своим креслом.

Гарри, поежившись, опустился в кресло по другую сторону его стола и почувствовал себя во всем этом белоснежном царстве чертовски неуместно. Бордовый мундир казался грязным, сапоги до колена были слишком громоздкими, чтобы стоять рядом с изящной тонкой вазой, а собственная темная кожа («Цвета среза венге», – как ему однажды сказал восторженный Невилл, который пошел по дорожке Гербологии, но Гарри предпочитал характеристику попроще. Например, вариант Дина Томаса, который ласково называл его «афро-братишкой») казалась Поттеру отвратительным пятном, от которого срочно нужно избавиться.

Малфой же, казалось, вовсе не обращал на вид Гарри никакого внимания, готовя чистый свиток и вновь поднимая перо. Изящным жестом отбросив за спину длинный, но тонкий хвост волос, он с вежливым интересом уставился на Гарри.

– Итак, – сказал он, будто на пробу. – Что беспокоит?

– Спина, – выдохнул Гарри, заворожено наблюдая, как особенно длинные пряди соскальзывают с точеного плеча.

– Поттер, ты пришел к мануальному терапевту, тут каждого первого беспокоит спина, – устало вздохнул Малфой, явно подавляя желание закатить глаза. – Можно точнее? Как именно беспокоит спина, когда и при каких обстоятельствах начались неприятные ощущения, какое лечение уже предпринимал, - мне важно все. Вплоть до того, на каком боку ты спишь, с какой ноги встаешь и в каких позах занимаешься сексом.

Если бы Гарри мог, он бы покраснел.

К собственной радости, он не мог.

– Началось месяца три назад… Э-э… – он смущенно провел по волосам, топорща их еще сильнее. Малфоя же не интересует свадьба его друзей? И тем более ориентация. К сожалению самого Гарри. – Я тогда выпустился из академии и приступил непосредственно к работе. Никак не лечил. По ощущениям… – Гарри замялся, пытаясь сформулировать свои ощущения хотя бы для себя. То, что Малфой сосредоточенно писал что-то в свиток, а не смотрел на него, очень помогало. – Ну, если резко голову повернуть, то по всему позвоночнику как иглы раскаленные втыкают, – Малфой бросил на него быстрый изучающий взгляд, но тут же вернулся к записям. – Если долго стою без движения, то ноги и руки немеют, – продолжил он, и перо в руках Малфоя забегало чуть быстрее. – В засаде долго сидеть приходится, тогда спине больнее всего, особенно если… на коленях… стоять, – он говорил все тише под чуть прищуренным взглядом холодных глаз. – В чем дело?