My December (СИ)

Почему напротив него находилась эта грязнокровка, а не Пэнс?

А хотел ли он видеть ее на месте Гермионы?

Нет, не хотел.

— Пф, можешь молчать и дальше. Адиос, Грейнджер. Лично я не хочу лишиться должности, — развернулся, задев девушку плечом. Скрылся за массивной дверью, надеясь, что она пойдет за ним.

Гермиона растеряно заморгала, затем развернулась, собираясь последовать за Драко. Но вдруг ее глаза уловили белый клочок бумаги, лежащий на столе. Неспеша, гриффиндорка сделала пару шагов вперед, обеспокоено оглядываясь по сторонам.

Он ушел, Гермиона, никто не заметит.

Аккуратные пальчики подняли остаток письма, разворачивая его. Края были черными, а бумага пожелтела, кое-где поплыли чернила. По телу пробежал холодок — она стала впитывать в себя каждое прочитанное слово:

“Я жду тебя в одиннадцать за Визжащей хижиной. У нас будет ровно два часа, после чего ты вновь будешь отслеживаться Министерством. Сожги письмо, немедленно. Будь осторожен, отец”.

Ни то выдох, ни то всхлип, выпускает она. Пальцы, держащие послание, разжимаются, и бумага, недолго покружившись в воздухе, падает на пол.

Это был шанс все узнать. Драко – Пожиратель, это очевидно. Но Гермиона не поверит до тех пор, пока не будет явных фактов.

Если ее заметят, если Люциус ее заметит, то с жизнью можно распрощаться. Грейнджер и так была недопустимо близка к аристократу.

Рискованно. Очень рискованно. Но разве сейчас жизнь была настолько бесценна для гриффиндорки?

Нет. Тогда чего она ждет, чего не бежит за Малфоем в темноту школьных коридоров?

Шаг, еще один. Он слышит, как плоский каблук ударяется о кафель. Остановился. Ждет.

Гермиона подбегает к Драко, резко останавливаясь на месте, стараясь привести дыхание в порядок. Он смотрит, не мигая, не отводит взгляда серых глаз.

— Соизволила прийти? — холодно спросил Малфой, сложив руки на груди. Сжал губы, чтобы сдержать улыбку, которая так и наровила появится на лице.

Не уместно. Не сейчас.

— Представь себе, — ответила гриффиндорка, не скрывая язвительности в голосе.

Они смотрят друг на друга, а вокруг стоит гробовая тишина. Только они вдвоем, и это пугает. Казалось, что даже ветер за окном утих, а Хогвартс опустел, предоставив себя только им.

Гермиона разглядывает Драко, пытаясь прочесть хоть что-то. Напряжение раскаляется, воздух кажется тяжелым, неземным.

Зачарованные часы, что висят на левой стенке, издавали тиканье.

Тик-так.

Тик-так.

Сова, сидевшая наверху, вылупилась своими глазищами прямо на старост. Ее голова разворачивалась то назад, то снова вперед.

Секунды, словно года. Они оба бросают мимолетный взгляд — без пятнадцати десять. Осталось чуть больше часа.

— Нам пора, — без лишних слов. Голос словно и не его – низкий и хриплый.

Прочищает горло, делая шаг в сторону западного крыла.

Гермиона молча кивает. Идет за ним, перебирая тонкими ножками. Бледная, уставшая, трепещущая.

Они идут рядом, бок о бок. Обоим неуютно, оба знают, что это не правильно, но не отстраняются. Девушка идет неслышно, не осмеливаясь даже вздохнуть, не осмеливаясь нарушить спасительную тишину. Драко рядом — это все, что ей сейчас нужно.

Она лишь изредка вскидывает глаза, чтобы посмотреть на то, как полная луна играет с его платиновыми волосами, как тени ложатся на его лицо, словно вырезанное из мрамора. Малфой делает вид, что не замечает, горделиво шагая вперед.

Справа от Драко раздался вскрик. Гермиона, не удержавшись на ногах, падала вниз. Ловкие руки парня подхватывают ее, крепко прижав к себе.

В нос ударил запах шоколада. Такой прекрасный, сладкий запах шоколада, который он был готов вдыхать часами. Ее губы были приоткрыты, а в ореховых глазах читался испуг. Тело гриффиндорки подрагивало от его близости, от холодных рук, держащих ее за талию.

Гермиона замечает его взгляд, остановившийся на ее бледных губах. Затем снова смотрит в глаза.

Губы. Глаза.

Глаза. Вновь губы.

Всего один раз. Последний. Последний раз зарыться руками в этот ореол волос, в последний раз почувствовать ее на вкус.

Неправильно?

Плевать.

Что подумает отец?

Его сейчас нет.

Грязнокровка?

Не важно.

И он делает это. Накрывает Гермиону своими губами, быстро, порывисто, осторожно. Словно вторя: “прощай”.

Они оба понимали, понимали, что это больше не повторится, но продолжали такой печальный, горький, соленый поцелуй.

Она не отстраняется, нет, лишь крепче прижимается к аристократу.

Его язык, их тела, запах карамели и шоколада. Им обоим так хорошо. Так чертовски хорошо чувствовать друг друга.

Тонкие пальчики аккуратно прочерчивают линию от подбородка к виску. Малфой вздрагивает, не отрываясь от девушки. Она так давно мечтала об этом, просто прикоснуться, просто… чувствовать… его.

Не было ни похоти, ни страсти, ни даже ненависти. Лишь отчаяние, отчаяние и жажда, которая опьяняла обоих.

Время словно остановилось. Словно отстранило их от внешнего мира. Была лишь ночь, тишина и два человека, что забыли обо всем.

Забыли. На мгновение, всего на одно чертово мгновение забыли о том, кем являются друг для друга.

И никто не жалел. Так было нужно. В последний раз. Сейчас это казалось правильным.

***

Гермиона давно надела теплую мантию и кожаные башмаки на меху. Ее сердце никак не могло сбавить темп — его прикосновения все еще горели на коже.

После того поцелуя они не обмолвились ни словом — просто шли дальше, изредка бросая друг на друга обеспокоенные взгляды.

Девушка сидела на краю кровати, вслушиваясь в каждый шорох. Драко должен был выйти с минуты на минуту. Она ждала.

Было так страшно, словно тысячи кинжалов вонзились под кожу. До того момента, как Драко уйдет, оставались считанные минуты. И в который раз за сегодняшний день Гермионе казалось, что время тянется бесконечно, будто бы кто-то наверху жаждет помучать ее.

Девушка не знала, что услышит там, за визжащий хижиной. Ее уверенность постепенно улетучивалась, уступая место панике.

Конечно, ей было важно узнать, что происходит с Малфоем. Ведь он был ее… другом? Нет, не подходящее слово. Тогда кем?

Союзником, возлюбленным, врагом, напарником? Похоже, этот вопрос останется нерешенным для них обоих. Впрочем, это было не так уж и важно. Главным оставалось то, что она волнуется за него.

Мерлин, как же она за него волнуется!

Ведь могло произойти все, что угодно. Зачем Люциусу понадобилось встречаться с сыном? А вдруг что-то случилось с Нарциссой?

Нет, Драко не переживет этого, не выдержит. Сломается, как и она.

Гермиона никогда не считала себя слабым человеком. Но когда случилась та авария, девушка почувствовала себя едва вылупившимся птенцом, которого безжалостно столкнули с дерева. И вот она осталась один на один с реальной жизнью, без уютного гнездышка, которое обеспечивало безопасность.

Осознавать все те плохие вещи, творящиеся в ее жизни, было невыносимо. Невыносимо осознавать правду, которая порой лишала Гермиону последней надежды.

Жизнь такая хрупкая вещь. Сегодня ты имеешь все, а завтра — ничего. Один день, одна ошибка, стечение обстоятельств, и твой мир разрушен.

А маглы в заумных книгах пишут, что жизнь это бесценный дар, что это чудо, данное нам богом, которое мы просто обязаны ценить. Да вот только сама Грейнджер не понимала, в чем заключалось это “чудо”. В ее жизни плохих моментов было в разы больше, чем хороших. Сплошные страдания, боль, каждый день — новая пытка. Разве она просила этого?

Нет, этого она не просила.

Сколько на Земле по-настоящему счастливых людей? Сотни тысяч? Но есть миллиарды землян, которые умирают от голода, которые лишены семьи, родного дома. Их жизнь полна испытаний, порой даже смертельных, и разве кто-то это заслужил? Так где чертова справедливость, о которой она так много читала?!

Тяжело вздохнув, Гермиона зарылась пальцами в волосы, опустив голову. И было в этом жесте что-то столь обреченное, столь вымученное. Не хотелось думать, не хотелось вообще ничего.