My December (СИ)

Прищурившись, девушка разглядела в руках аристократа белый конверт небольшого размера. Рот ее приоткрылся в немом удивлении, а слова застряли в горле. Стук сердца отдавался в висках, а в груди неприятно кольнуло от испуга быть увиденной.

Но Малфой, казалось, не думал ни о чем, кроме письма. Тонкими пальцами он достал аккуратно сложенную бумагу, пробегая глазами по строчкам. Его тело покрылось мурашками, а страх, медленными силками, наступал на него, надвигался, обвивая шею. Где ком застрял посредине. Руки, сжимающие послание, заметно подрагивали.

“Как только закончишь читать письмо, немедленно сожги его. Никто не должен узнать о том, что я связывался с тобой — проследи за этим.

Еще раз поздравляю тебя с посвящением, Драко. Но это был лишь первый этап. За ним следует испытание на верность, оно самое трудное — ты не можешь нас подвести.

Я не могу быть уверен в конфиденциальности нашего разговора. К тому же, я хотел сообщить тебе, в чем именно будет заключаться задание, лично, без лишних ушей и глаз.

Мы позаботились о том, чтобы ты мог передвигаться сегодня без ведома Дамблдора и Долорес Амбридж. Это было невероятно трудно, учитывая, что Министерство магии усилило контроль над Хогвартсом и его учениками. Тем более, ты все еще находишься под надзором.

Я жду тебя в одиннадцать за Визжащей хижиной. У нас будет ровно два часа, после чего ты вновь будешь отслеживаться Министерством. Сожги письмо, немедленно. Будь осторожен, отец”.

Драко резко выдохнул, зажмурив глаза. Ему казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, а голова разорвется от боли.

И хотя Люциус не сказал точно, в чем будет заключаться “второй этап”, Малфой прекрасно знал, что его ждет убийство.

Всю неделю опасения не давали ему уснуть, лежа в теплой постели. Не давали есть пищу без тошноты, сидя за слизеринским столом. Не давали не смотреть на Гермиону без явного беспокойства.

Это было просто невыносимо. Мысли перекрывали гребанный кислород, в котором Малфой так нуждался.

Кислород. Спокойствие. Время.

Это все, что ему было надо. И что парень получил?

Жалкую жизнь, которая, можно сказать, закончилась в шестнадцать. И горы золотых галлеонов, которые лежат в Грингроттсе, ничем не смогут помочь.

А раньше он, идиот, думал, что за деньги можно купить все. Все, кроме счастья. Кроме счастья, которое, казалось, погребено для Драко навсегда.

Мелочи, волновавшие его на четвертом курсе, остались далеко в прошлом. Прошел всего год, а сколько всего изменилось.

Он больше не находил защиты в Люциусе, в своей знатной фамилии, успокоении матери, чистой крови… Ничто не смогло бы спасти Драко. Ничто. И он знал, что его ждет впереди. Это самое “ничто”.

Потому что он не справится. Он, блядь, все провалит. Не сможет. Не сможет произнести это гребанное заклинание.

Авада Кедавра, мать его. Два слова.

Два слова. Его оставят в живых.

— Блядь! — заорал Малфой, со всей силы ударив по столу кулаком.

Грохот разлетелся по гостиной, стены сотряслись.

Гермиона вздрогнула, прикрыв рот рукой. Она понимала, что опять влезла не в свое дело. И на этот раз все может быть еще серьезнее. Драко раздавит ее, если узнает. Разум говорил — беги, но сердце же упрямо вторило остаться. Даже если бы гриффиндорка хотела убежать, то не смогла бы. Ноги буквально приросли к земле из-за сжирающего страха внутри. Тело замерло на месте, не в состоянии сдвинуться в строну.

Не мигающим взглядом Грейнджер смотрела на Малфоя, который, судя по трясущимся плечам, плакал. Тихие стоны вырывались из его груди.

“Подойди к нему”.

Она протянула дрожащую руку вперед, желая прикоснуться к Драко. Он был бледным, несчастным, беспомощным и одиноким. Таким Грейнджер видела слизеринца лишь раз — в начале года. И это было так странно - находиться здесь, сейчас, и наблюдать за его слабостью. За обваливающийся стеной его самолюбия и гордости. Словно не было никаких преград, словно Малфой был открыт для нее.

Но все же было в этом что-то неправильное. Гермиона не должна была это увидеть. Эту часть жизни Драко, о которой никто ни имел ни малейшего понятия.

Староста имела свойство лезть не в свои дела и докапываться до всего происходящего. И следить за Малфоем в данный момент было, как никогда, важно. После того, что она увидела вчера в гостиной, отступать было нельзя. Произошло нечто важное — что-то, чего ей нельзя было знать.

Но гриффиндорке было плевать на это чертово “нельзя”. Потому что с ним происходит нечто ужасное. И Гермиона не могла отрицать, что не хочет помочь ему — быть той, которая в сотый раз оказалась рядом. Быть той, что, не смотря на обиду и боль, готова утешить парня в любой ситуации. Быть лучше, чем его друзья, которых он так любит и не уважает в одно и тоже время. Ей, черт возьми, было не все равно на все это.

Драко… Еще в прошлом году Грейнджер не осмеливалась даже мысленно называть его так. А сейчас она волнуется за его жизнь. Она волнуется за его жизнь, а не за свою.

Почему? Почему этот заносчивый парень столько для нее значит? Почему каждое, даже самое неощутимое, прикосновение сопровождается дрожью по всему телу? Почему его голос стал таким родным, почему она не может держать себя в руках рядом с ним?

Гермиона знала ответы на эти вопросы, но упрямо их игнорировала.

Потому что это неправильно, неестественно. Он для нее. Драко Малфой и Гермиона Грейнджер. Лед и пламя. Дерзость и скромность. Кристально-чистая кровь и магглорожденная девчонка. Аккуратность и небрежность. Тьма и свет. Враги и любовники…

Это было против ее правил, против самого Малфоя. Она слишком много знала о нем, а он — о ней. Этого не может быть. Или все-таки?..

Мерлин, этот слизеринец стал для гриффиндорки тем, в ком она так нуждалась. Да, он — мразь. Самая настоящая мразь, которая презирает таких, как Гермиона, которая растаптывает тех, кто слабее. Малфой безжалостный, холодный, эгоцентричный, жестокий ублюдок.

Но Грейнджер знала, что где-то глубоко, внутри его черствого сердца, есть другой человек. Драко, способный на нежность, любовь. Способный на другое отношение к ней. Но любое проявление чувств к гриффиндорке было настолько мимолетным, настолько призрачным, что Гермионе казалось, что этого не было на самом деле.

Девушка и вправду не знала, кто она для него. И иногда от отчаяния хотелось кричать во весь голос, пока не закончится кислород в легких. Ведь Драко никогда не испытывал симпатии к ней, он всегда презирал Гермиону, оскорблял, унижал… А мысль о том, что ему нравится гриффиндорка казалась столь нелепой и отвратительной, что Малфою хотелось поскорее прочистить желудок и навсегда выбросить этот бред из головы.

И вчера, когда она была готова сделать шаг в никуда, рядом был Ленни. А Драко было просто не до того. Ему вечно было “просто не до нее”.

А вот когтевранец следил за каждым шагом Гермионы, бросая обвинения. Но вот в чем она виновата? В том, что девушка не испытывала к Страцкому ответных чувств, да? В этом разве есть ее вина? Разве ОНА виновата, что Ленни не тот человек, которого Гермиона хочет видеть рядом с собой?

От этих мыслей захотелось рассмеяться вслух. Малфой, парень, от которого она выслушивала столько грязи. Парень, который едва не изнасиловал ее, был для Гермионы важнее, чем добрый и отзывчивый когтевранец. Хотя нельзя было отрицать тот факт, что Страцкий был эгоистом, ровным счетом, как и сама Грейнджер. Она ведь редко задумывалась о том, что причиняет ему боль своими поступками, словами. Ведь он не желает ей зла, совсем нет.

По крайней мере, не желал.

Но Драко, Драко был для нее загадкой, на которую она упорно искала ответ. Гермиону тянуло к нему словно магнитом, а Малфой упрямо ее отталкивал, заставляя себя ненавидеть. Она и впрямь ненавидела. Бывали моменты, когда гриффиндорке хотелось ударить его со всей силы, а затем стереть из головы. Но представить свою жизнь сейчас без слизеринца было практически невозможно. Да, плохих воспоминаний о нем было море, а хороших — всего несколько, но каждым мгновением, проведенным с Малфоем, даже плохим, Гермиона дорожила значительно больше, чем сотнями хороших, проведенных со Страцким. И она ничего не могла с этим поделать.