Место третьего (СИ)

— Поздравляю со вчерашней победой. Это было круто.

От неожиданности усмехаюсь, немного растерянно правда. Передо мной точно Фиро? Видимо, всё-таки да, потому что Дайчи его энтузиазма явно не разделяет — стоит хмурый и смотрит на меня, как на врага народа.

— Спасибо, — отвечаю снисходительно и отворачиваюсь: если он искренен, сегодня не самый удачный день для братаний, а если это уловка, чтобы поиздеваться, я тем более не поведусь.

— Сэймей, привет! — уже в дверях аудитории меня нагоняет Мимуро, тяжело дыша, как будто бежал. — Ты вчера так внезапно исчез — мы ведь и не поговорили.

— И какой у тебя ко мне разговор?

Шагаю за порог и стараюсь как можно скорее пройти на своё место в самом конце — при моём появлении и тут начинают азартно шептаться и выискивать меня глазами.

— Да ничего конкретного. Просто… подумал… — Мимуро садится рядом со мной, нарочито долго копается в сумке, по нескольку раз перекладывает тетради с места на место и наконец тихо заканчивает: — В общем, я хотел извиниться.

— Забудь, — морщусь и раскрываю учебник. — Я бы тоже не поверил.

— Не за то, что не поверил. За то, что про тебя подумал.

— Я тем более не знаю, что ты подумал, поэтому…

— И хорошо, что не знаешь, — Мимуро непривычно серьёзен. — Короче, просто извини. Ты действительно сильнейшая Жертва из всех учеников.

Ну теперь более или менее ясно, что он обо мне подумал, когда увидел нас с Соби после уроков. Очевидно, что я — просто выпендрёжник, что Агацума — это не более чем показуха и желание прыгнуть выше головы, что Боец мне достался незаслуженно и всё такое прочее. Но хорошо, что он наконец понял, кто я такой на самом деле.

— Лучше расскажи, чем вчера всё закончилось. Много ещё дуэлей было?

— Две. В одной сражались выпускники этого года, в другой — прошлого. Но знаешь… Честно говоря, после вашего выступления никто особенно на них не смотрел — вас обсуждали.

— И бурно ли? — зло ухмыляюсь, скользя глазами по рядам макушек.

Мимуро тоже оглядывает лекторий и вздыхает.

— Ну… Как видишь.

— Что говорили? — в моём тоне нет ни намёка на любопытство, я и так знаю, что он ответит.

— В основном про Имя. Одни говорили, что это неоправданная жестокость и проявление деспотизма. Другие — что необходимая жертва, ведь раз Боец чистый, то без этого никак. А потом те, первые, возражали, что можно было выбрать другое место, незаметное, и что ты просто изуродовал Бойца, потому что… — Мимуро осекается, но я жёстко заканчиваю:

— …потому что сам урод, больной на всю голову, да?

— Примерно.

Поворачиваюсь и пристально смотрю на него.

— А что говорил ты, Мимуро?

— А я ничего не говорил, Сэймей. Я молчал. Нужно же было кому-то слушать, чтобы потом пересказать тебе.

К концу фразы его немного нервный тон смягчается, и он пытается замаскировать всё под шутку. Но то, что хотел, я увидел.

Ты напряжён, Мимуро. Потому что теперь и ты осознал, на что я способен. Сколько раз мы говорили с тобой о воспитании, о необходимой жестокости, без которой не обойтись, о наказаниях, об Имени на щеке Бойца Bloodless… Но выходит, ты только на словах крепок. А когда дошло до дела, занервничал. Теперь тебе неуютно со мной, я хорошо чувствую такие вещи.

Почти всю лекцию мы молча пишем, не отрываясь от тетрадей. Только один раз, когда я не разбираю термина и наклоняюсь, чтобы прочесть, что написал он, Мимуро немедленно поворачивает ко мне исписанный лист. Этим наше общение в текущий час и ограничивается. Со звонком, правда, он опять начинает болтать как ни в чём не бывало, и повисшая между нами недосказанность рассеивается.

Уже при подходе к кабинету Нагисы, где нас ждёт очередной муторный урок, чувствую, что не всё так фатально, как казалось с самого утра. Ямато бодро здоровается со мной, подмигивая, Коя, уходящая от неё к другому классу, механически кивает. Перешёптываний как будто становится меньше, да и интерес ко мне заметно угасает. Слова Мимуро, который готовится к занятию за соседней партой, вторят моим мыслям:

— Не обращай внимания. Покипят — через пару дней забудут. Ты же знаешь.

— Да, — усмехаюсь я. — Хотя жаль: я уже начал привыкать к роли местного уголовника. Удобно ходить по школе, когда все боятся на тебя наткнуться.

Мимуро улыбается в ответ. Звенит звонок. В класс, как обычно в последнюю секунду, врывается Нагиса.

В отличие от Уэды-сенсея, который на прошлом уроке просто проигнорировал и меня, и то, что творится в лектории, Саган первым делом упирает руки в бока и на весь класс выдаёт:

— Хочу поздравить вас с заслуженной победой, Аояги-кун. Вы долго шли к этому моменту, и я, несомненно, за вас рада, — кончики пальцев с длинными ногтями упираются в грудь. — Вот только не думала, что из нашей школы, помимо основных знаний, можно вынести такие… специфические. Интересно, на каком именно уроке вы научились «правильному» обращению с Бойцами?

Лица доброй половины класса покрываются глупыми злорадными улыбками, взгляды прилипают к моим краснеющим щекам. Кто-то даже разводит руками в притворном сожалении, насмешливо сложив губы трубочкой.

Но едва я собираюсь ответить Нагисе, что с такими вопросами ей лучше бы к её обожаемому Ритсу обратиться, она хлопает в ладоши и разворачивается к доске.

— Открываем тетради, пишем сегодняшнюю тему!

Поднимаю руку и, пока Саган не видит, показываю средний палец тем, кто до сих пор сидит вполоборота. Мимуро коротко смеётся, когда их разочарованные рожи наконец сменяются затылками. До конца урока происшествий не наблюдается.

После звонка все лениво вытекают из класса, Жертвы страдальчески морщатся, «предвкушая» встречу со следующим преподавателем. Я и сам, признаться, «горю в нетерпении», но сначала нужно разобраться с Нагисой. Сложив вещи в сумку, подхожу к столу, на который она уже водрузила ноутбук и теперь что-то быстро печатает, тыкая ногтями в кнопки.

— Нагиса-сенсей.

— Да? — буркает она, не поднимая головы.

— Я хотел спросить, во сколько сегодня к вам прийти?

— Вы о чём? — она хмурится и по-прежнему на меня не смотрит.

— О контрольной. О пересдаче.

— Контрольная была на прошлой неделе, никаких пересдач я не назначала.

— Сенсей, — с трудом удаётся сохранить мирный тон, когда эта стерва измывается! — Вы сказали, что я могу прийти в следующую пятницу, то есть сегодня, чтобы исправить работу. Я готовился.

— Это, конечно, похвально, но вы должны понимать, Аояги-кун, что в школе все ученики равны, привилегий ни у кого нет. Много кто хотел бы исправить работу, но почему для вас должны делаться исключения? Вы не лучше и не хуже других. Привыкайте к тому, что вы как все.

Только теперь она поднимает глаза и мило мне улыбается. Ясно. Делает вид, что не было ни нашего разговора, ни моей просьбы, ни её разрешения… Знаю, что не должен говорить это, но тихие слова сами срываются с языка:

— Он мой Боец, сенсей. И моё Имя — это моё дело.

— О чём это вы? — она так искренне хлопает глазами, что, кажется, даже не изображает удивление, а удивлена на самом деле. — Конечно, он ваш Боец. Никто не спорит, — и снова склонившись над монитором, злобно и почти шёпотом добавляет: — И теперь у него есть Жертва.

Ах, вот оно что! А я — дурак! От понимания истинного положения вещей мне даже смеяться хочется.

Нагиса отчитала меня перед всем классом, следуя сугубо человеческим, материнским наверное, инстинктам — не более того. Злится она на меня вовсе не за это. Дело не в том, что я сотворил со своим Бойцом, а в том, что я теперь… просто Жертва Соби. Да, да, «того самого» Соби, который столько лет был орудием в войне двух главных сенсеев школы и главным же предметом их споров.

Ловя обрывки разговоров Нагисы и Ритсу, я уже давно понял, что они старые соперники. Кто разработает лучшую программу обучения, кто выпустит лучшую пару и кто воспитает лучшего Бойца — эта песня нескончаема. У Ритсу всё это время был Соби, а Нагиса в качестве конфронтации создала Зеро. Теперь «вражеский» Боец обрёл Жертву и поднялся на новый уровень, что и продемонстрировал вчера перед всей школой, а у её Кои с Ямато дела идут с переменным успехом. А я, получается, отныне тоже враг, раз встал с ним в пару.