Север помнит (СИ)

- Я не сир, - наконец раздался хриплый голос, словно скрежет стали по камню. – Тысяча преисподних, девочка, тебе это известно. Я просто пес без конуры. А теперь… - Он взял ее под руку и наполовину понес, наполовину потащил в гостиницу, в то время как каждая косточка в ее теле кричала: «Это не он, я сплю, не может быть, как можно в это поверить», - ты стала пташкой без крыльев. Так что, сдается мне, - он пинком отворил дверь, и вместе с ними внутрь залетел столб снежинок, - что мы с тобой, черт возьми, равны.

========== Теон ==========

Чем дальше они пробирались на север, тем сильнее шел снег. Теон знал, дальше будет только хуже. Он познакомился с северной зимой гораздо ближе, чем ему хотелось, но одичалые лишь небрежно отмахивались от его протестов и предупреждений. «Мы пришли из-за Стены, Перевертыш», - фыркнул Тормунд Великанья Смерть. – «У нас там нет удобных каменных замков, теплых печей и кланяющихся слуг, готовых целовать нам задницы. У нас дома такая погода все равно что славный весенний денек. Хар!» И они все шли и шли.

Одичалых совершенно не страшил снег, они вообще ничего не боялись. Теон приходил в ужас от их привычки во весь голос горланить похабные песни на древнем языке; даже каменные статуи королей в крипте под Винтерфеллом пробудились бы от такого шума. Но когда он робко намекнул Тормунду, что пение может привлечь Рамси, тот ответил: «Ну да, я как раз, мать твою, на это и надеюсь. Мой топор так и жаждет отведать крови этого говнюка».

- Но Рамси… лорд Рамси… - мямлил Теон. Он рассказывал им про пальцы, даже показывал изуродованные руки, и все никак не мог понять, почему его не хотят слушать. Он пытался убедить Ашу, чтобы она поговорила с ними, но та ответила, что им и так все прекрасно известно. Она точно так же, как и он, не рада, что их взяли в плен, сказала Аша, но могло быть намного хуже.

С этим Теон не мог поспорить. Одичалые называли его «Перевертышем», и ему это не нравилось, но в их отношении к нему не было настоящей злобы, всего лишь констатация факта и даже иногда капля жалости. Он страшился того, что с ним собираются сделать. Они сказали, что идут в Винтерфелл, чтобы освободить Манса-налетчика, а единственный способ этого добиться, как считал Теон, это отдать его Болтонам в качестве выкупа. Рамси ушел в леса охотиться на Станниса Баратеона, но лорд Русе остался в замке, чтобы держать оборону и удостовериться, что люди Мандерли его не предадут. Теон не надеялся на избавление, но он знал, что старший Болтон не одобряет жестокие забавы своего сына с Вонючкой, и вряд ли он отпустит такого важного заложника, как Манс-налетчик, в обмен на потрепанную игрушку. «Если уж приходится надеяться на проклятого Русе Болтона», - подумал Теон, - «значит, дела мои совсем плохи».

Аша была его единственной опорой. Одичалые двигались быстро, и Теон свалился бы с ног уже через пару часов, если бы она не тащила его сколько могла, а потом, когда выбилась из сил, не посадила его на лохматого конька. Вчера Аша практически силой заставила Сорена Щитолома дать им коня, и в результате одичалый сдался, хотя потом еще некоторое время ворчал и ругался. (Их собственная лошадь оказалась такой же жалкой, как и выглядела; она сдохла вскоре после того как они покинули заброшенную крепость). Но Теон не верил, что Аше удастся организовать для них второй чудесный побег - а для него уже третий, и он был вынужден признать, что даже если они сбегут от одичалых, ничего хорошего это им не сулит. Уйдем – умрем сразу, останемся – умрем позже.

Местность становилась все более и более суровой. Они целыми днями не видели солнца. Теон попытался прикинуть, где они находятся, но в снегу все казалось другим. Мы уже недалеко. От этой мысли у него заныли оставшиеся зубы. Даже одичалые, несмотря на всю свою браваду, стали соблюдать осторожность, больше не пели песен и не хвастались. Вокруг были лишь тишина, снег и обжигающий холод, и, к своему ужасу, Теон поймал себя на мысли о том, как тепло ему было спать с сучками Рамси. А если бы Станнис сжег тебя – было бы еще теплее.

Ночью снег валил так сильно, что им даже не удалось зажечь костер, и Тормунд объявил, что они уже почти пришли.

- Мы в трех лигах от Винтерфелла, ребята, и мы должны быть готовы завтра сделать свое дело. Мой сын Торегг, - он кивнул на высокого молодого парня, который был их разведчиком и каждый день, привязав к ногам «медвежьи когти», миля за милей, без малейшей усталости пробирался сквозь сугробы, - говорит, что Болтоны по-прежнему держат замок. На башнях болтается флаг с их розовой девкой. А еще в паре миль отсюда валяется хуева туча мертвецов. На ком-то знак Болтонов, на ком-то сраный олень. А это значит, где-то здесь король Станнис, многие ему лета, - Тормунд сплюнул, как делали все одичалые при упоминании о короле. – А вот где обретаются сами их высокородия Станнис и Бастард, этого Торегг не знает. Так что лучше нам быть готовыми ко всему.

«Рамси», - едва не сказал Теон, - «лорд Рамси, а не Бастард. Нельзя называть его Бастардом». Рамси отрезал бы ему еще один палец за такую непочтительность. Но впервые Теон сдержался и промолчал. Это не значило, что он перестал бояться; страх никогда не покидал его. Просто в этот момент он внезапно увидел Рамси Сноу в его истинном свете: как человека. Человека в высшей степени порочного и омерзительного, но все-таки простого смертного, а не всезнающего и всевидящего злобного демона, который может прятаться за любым деревом. Его здесь нет. Теон едва дышал. Русе не согласится променять Манса на меня, он никогда не согласится. Это ни в коем случае не значит, что он в безопасности, но…

- Тореггу удалось подобраться к замку достаточно близко, чтобы разглядеть, где находится Манс, - продолжал Тормунд. – Он в вороньей клетке, подвешенной на внешней стене с северного угла. Он жив, но выглядит неважно, совсем неважно. Мы прокрадемся туда, отвлечем внимание, а Перевертыш заберется на башню и освободит Манса.

На мгновение воцарилась тишина. Теон подумал было, что ослышался, и взмолился богам, чтобы это было так.

- Что… что ты сказал?

- Я рассказал, как все будет, парень. Ты что, не слушал?

- Я слушал… но… - Теон еле подбирал слова от ужаса. – Я не могу этого сделать… мне не залезть… у меня нет пальцев… не могу… меня увидят, они знают, кто я, и сразу же убьют…

- Громовой Кулак, - вмешалась Аша, - Он дело говорит. Я залезу туда. Если Манс не может идти, придется мне его нести. Теону не справиться.

- Извиняй, детка, так не пойдет, - сказал Тормунд. – Перевертыш знает замок как свои пять пальцев, или сколько их у него там. У нас есть веревочные лестницы, по таким наши люди взбираются на Стену. Мы привяжем к ним кошки и забросим на эти, как вы их называете, амбразуры, это дело недолгое. Не волнуйся, мы поднимем большой шум. А если что пойдет не так… - Одичалый пожал плечами. – Невелика для нас потеря.

- Но не для меня, - сказала Аша. – И не для моей матери.

Тормунд снова пожал плечами.

- Твоя мать охренеть как далеко отсюда, детка. Кроме того, это ведь твой братец заварил тут всю кашу. Будет честно, если он поможет нам все исправить.

- Он уже достаточно сделал. Он уже достаточно настрадался. Если его поймают, то сразу убьют.

- Да нас тут всех убьют, дай им только волю. – Тормунд смахнул сосульки с бороды. – Чудовища здесь не мы. Ваши предки выстроили эту гребаную Стену так высоко, как только смогли, но не от нас они хотели защититься. Да, мы не падаем на колени, не пресмыкаемся и не юлим, и мы не прекрасные благородные рыцари, зато мы знаем, что поставлено на карту. Вот, держи. – Он вытащил покрытый рунами нож и подал его Теону.

Теон неуклюже взял его. Он не мог держать нож как следует, но ему нравилось ощущать в руке его тяжесть. Он уже давно не брался за оружие, а ведь когда-то он сам был хищником, а не добычей. Но все-таки…

- Если меня поймают, мне не справиться…

- Никто и не ждет, что ты справишься, - сказал Тормунд. – Коли до этого дойдет, по крайней мере, тебе не нужно возвращаться к ним. Каждый может сделать выбор, Перевертыш. Умереть или остаться в живых. Тебе решать.