My December (СИ)

Не смешите.

— Нет.

Она идет в школу, возвращается. Стирает ладонью слезы с лица, не останавливаясь. Ноги идут, не слушаясь ее головы.

“Жить”, - шепчет мозг, но никто не может услышать этих слов.

Ступенька, еще одна.

Гребанный совет.

Девушка берет палочку в руку, отстранено рассматривает. Как же легко зависит чья-то жизнь от ее взмаха, желания. От прикосновения к древку и нежных, мягких слов. Направление на человека, и такое простое движение.

Смеется. Истерически, с иронией в голосе.

— Палочка. Больше не нужна мне, — фыркает.

Грубо, небрежно засовывает ее в карман. Умрет она - древко будет с ней. В черной могиле, погребенная в земле.

Продолжает идти. Никогда раньше Гермиона не подумала бы о таком. Никогда, но сейчас…

Все кажется настолько простым - убить себя. Жизнь твоя, и ты вправе распоряжаться ею так, как считаешь нужным. Почему же тогда это считается грехом? Ведь человек свободен в своих правах и выборе - почему же?..

Самоубийство - слабость, потеха бедных. Не в состоянии бороться и существовать. Так просто - шаг, и ты летишь с пропасти. Штрих, и кровь струится из вен. Глоток, и смертельные таблетки растворяются по крови с чистой, кристальной водой.

Громким эхом раздаются шаги по всему замку. Шаги девочки, сбившейся с толку. Потерявший главную цель - существовать, радоваться в жизни. Сбитое дыхание отражается от стен, врезаясь Гермионе в кожу. И она вскрикивает, обнимая себя руками. Пытается укрыться в больших коридорах, но не выходит - новые голоса преследуют ее. Новые, страшные и ужасные. Смертельно опасные, давящие на нервную систему.

“Уродка. Глупая уродина!”

Гермиона останавливается, сильнее впиваясь ногтями в кожу. Голос пропитан злобой и яростью. Такой, что становится страшно и неуютно.

“Грязнокровка. Грязнокровка-Грейнджер”

Девушка вскрикивает, отшатываясь от двери, ведущей в какой-то класс. Голос становится настойчивее и грубее.

“Неприятно стоять с тобой, Грейнджер”

Звучит, будто обладатель стоит за спиной.

Крик, стон. Но никого рядом нет, она одна. Одна во всём Хогвартсе и Малфоя около нее нет. Но девушка могла поклясться, что это твердое шипение принадлежало именно ему. Давящее на голову, сжимающее тело в узелок.

— Драко?..

Но вместо его ответа, она снова слышит. Этот ужасный рев, который гремит на всю школу: “В смерти отца виновата ты!”.

Кидаясь на пол, Гермиона закрывает уши руками. Орет, просит о помощи. Бьет кулаками по полу, раздирая раны до крови.

— Ненавижу!

Но внутренний голосок продолжает нашептывать. Уже тихо, настолько, что мурашки бегают по коже.

“Ты его убила. Ты…”

— Нет!

Резко поднимается, порвав юбку. Начинает бежать вверх по ступенькам, несясь подальше от этого места, этих картин.

Сумасшедшая, растерянная. Убитая горем и страданиями. Гермиона Грейнджер.

- Нет!

И опять падает, расшибая колени. Оставляя открытую рану.

Ничего больше не имеет значения, кроме внутренней боли. Кроме открытой дыры, которую она не смогла заполнить до сих пор. Не хотела, не могла, не старалась. И теперь страдала.

Она - убийца своего отца. Она - ходячее несчастье, разрушающее все на своем пути. Она - ничтожество, ничего не замечавшее, кроме своих пресловутых книжек и пергаментов. Она та, о которую всю жизнь вытирали ноги такие ублюдки, как Малфой. Просто всезнайка, до которой никому не было бы дела, не будь Гермиона подружкой Поттера.

Промахивается и летит назад, вниз по длинной лестнице. Лежит на полу и плачет - горькими, большими слезами. Больше нет сил, ни на что нет.

Сумрак охватывает замок, напоминая: близится вечер, поторопись. Девушка лежала бы так целую вечность, наконец найдя способ забытья, но адреналин толкал ее дальше.

“Иди, иди, иди”.

И она шла дальше, волоча ватные, тяжелые ноги. Сама не понимая, куда идет и зачем. Просто неслась мимо удивленных учеников, закрыв лицо руками.

Смех, радость и веселые разговоры. Гермиона готова была ударить всех их, лишь бы не слышать этих визгливых криков. Не сейчас. Вам не позволено быть счастливыми. Не в эти времена, не в этот день.

Девушка остановилась посреди лестничной площадки, ведущей на Астрономическую башню. Грудь тяжело вздымалась. Усиливающий ветер плетьми хлестал по незажившему телу. Это могло бы вызвать боль, не будь ее решимость настолько сильна. Не будь кровь такой быстрой и нарастающей. Не билось бы сердце так учащенно. Так, что раз, и замрет от усердия.

“Сейчас или никогда”.

Глупые, бессмысленные слова сейчас. Простые, непонятные обычным людям. Непонятные для тех, кто сидит сейчас дома и пьет чашку чая, смотрит в окно или делает уроки. Не понятны для тех, кто знает, что такое радость.

“Сейчас или…”.

С каждым выдохом из нее будто выходили остатки здравого смысла. Ничего больше не имело право жить.

Вытекала жизнь. Легкими парами воздуха, бесконечным потоком слез. Всхлипами, раздирающими горло.

— Я так больше не могу! — прошептала она жалобно, отчаянно, как будто бы сдалась, сломалась.

Гермиона знала, что может сломать чью-то жизнь своим уходом, так же, как недуг отца сломал ее.

Дрожит всем телом, рыдает. Захлебывается в своих страданиях, ощущая невероятной тяжести груз за спиной. Медленно подходит к ограде, опираясь руками об нее. Холод, который заставляет кровь остановиться, пробирается сквозь одежду, заполняя голову. Чем? Страхом, безумством и ненавистью к себе.

Дрянь.

Длинными пальцами обхватывает поручень - крепко. Так, что другому человеку не разжать. Приподнимает себя, приседая на выступ. Не с первого раза, нет. Колени подкашиваются, что еще секунда, и Гермиона упала бы на пол, уже не в силах подняться. И это было бы лучшим действием за вечер. Остаться живой, спасенной. Но более никогда не счастливой.

Зачем мы приходим на этот свет? Чтобы быть здоровыми, любимыми, любящими, честными и открытыми - счастливыми. Бывает, человек вдруг теряет все это и понимает, что жизнь больше не имеет смысла. Что у него не осталось никаких целей. Что все - бесконечно и бессмысленно. Почему же тогда прощание с собой - грех?

Сильно прижимается к столбу, становясь на ноги. Одно неправильное движение, и девушка полетит вниз, не успев и моргнуть.

Холодный поток воздуха развевал ее юбку и рубашку. Волосы попадали в мокрое лицо, которое безнадежно смотрело вдаль - туда, в нескончаемые леса. Как бы Гермионе хотелось побежать, скрыться там. И больше никогда не показываться людям - стать дикой. Но было уже поздно, слишком поздно.

Грейнджер всегда думала, что в смерти есть что-то величественное, что-то неприкосновенно-убийственное. Но это не так. Твои мозги просто вытекут на асфальт, а потом тебя засунут в деревянный ящик. Никакого романтизма в гибели нет.

Гермиона наклонилась еще больше - теперь ее туловище нависало над землей. Она ожидала почувствовать животный страх, желание изменить решение…

Снова ничего. Снова пустота, гноящаяся в ее голове. Такая опасная и всепоглощающая.

Мерлин, как же она устала от этого “ничего”, как же она устала от бесконечной череды мгновений, черных и белых полос, любви, злости, боли, чужого счастья… Она устала жить.

Девушка смотрит на землю - далекую отсюда, манящую. И тут же появляется фобия - сильнейшая боязнь высоты.

- Господи…

Голос дрожащий, не слышный никому, кроме нее. Хриплый, сдавленный.

- Господи… прости…

Белый снег ровно лежит на листьях, которые еще не успел сдуть ветер. Рябь проходит по озеру, создавая красивый звук. Но он не в силах перекричать вопли птиц, которые чуют гибель. Гибель ученицы.

Гермиона стоит, кричит. Вместе с животными, рыдая.

Нет смысла жить, нет.

“Давай же!”

— Прощайте, — прошептали ее губы, прежде чем девушка отпустила онемевшие пальцы, чувствуя, как ветер ласкает ее лицо. Это был конец.

Руки дрожали - чаще, чем обычно. Колени тряслись - быстрее, чем привычно. А сердце замерло, словно чувствуя, что это - последний день жизни, мучительно долгой и ужасной.