My December (СИ)

Малфою так хотелось поговорить с матерью. Высказать все те сомнения и глупые мысли, что тащат его на самое дно. Но она умирала. Пусть медленно, по частям, но Нарцисса умирала, покидая Драко навсегда. И опять это приевшееся навсегда.

А смог бы Драко убить того, кто отравил его мать? Сейчас ему казалось — безусловно. Этого ублюдка он ненавидел больше всего на свете.

Но чем Малфой будет лучше? Тем, что делал это ради “благородных” целей? А можно ли назвать месть благородной целью?

Ради родителей он готов был на все: расчленять, пытать, убивать… Если это сохранит жизнь Нарциссе и Люциусу, Драко пойдет на это.

Смех, принадлежавший слизеринцу, похожий на карканье, разнесся по гостиной. Вспомнив дикий страх, одолевавший его еще утром, Малфой поглумился над своей “решительностью”.

Говорить ведь проще, да?

А вот действовать — это совсем другое. С этого дня его детство закончилось, раз и навсегда. Теперь на плечах Драко лежала ответственность, достойная взрослого мужчины, а не самовлюбленного мальчишки.

Справится ли слизеринец? Ведь все зависит от него, каждый шаг ведет за собой необратимые последствия. Если постоянно живёшь, рискуя… Надо быть готовым ко всему.

Но разве можно подготовиться к смерти близкого? Зная, что никто и ничто не вернет твоего любимого к жизни.

Даже одна из самых могущественных вещей на земле — воскресающий камень — на это не способен. Если человек отошел в мир иной, то ему и следует там оставаться. Ведь путь, отведенный ему Богом, закончился.

Бог… А что значит Бог?

Верил ли Малфой в него? Скорее нет, чем да. Он искренне хотел, чтобы всевышний несуществовал. Ведь Драко, вместе со всей своей семейкой, прямиком попадет в Ад, проведя вечность в мучениях. А этого он боялся. Хотя, в самые трудные для слизеринца моменты, когда его одолевал настоящий страх, Малфой молился. Он тут же вспоминал о существовании небес, надеясь на помощь, которая, как правило, не приходила. И все же, рассчитывать на кого-то в месте, которое может быть и не существует, было крайне безрассудно. Да и вообще, такие люди, как он, не должны верить в Бога.

В который раз Малфой понимал, насколько гадкие мы создания, насколько гадкий он сам. Как только Драко было нужно что-нибудь, он начинал верить, хотя сам считал себя атеистом.

И он был не один. Все мы вспоминаем о Господе только тогда, когда нуждаемся в помощи.

Омерзительно. Но такова жизнь. И для того, чтобы держаться на плаву, надо быть тварью.

Драко закатил рукав рубашки, на которой виднелись свежие красные пятна. Он с ненавистью посмотрел на змею, которая обвила человеческий череп своим длинным телом.

Малфой вытащил осколок из ладони левой руки, громко вскрикнув. Парень приставил стекло к запястью, надавливая на него со всей силой. Ужасный стон разнося по комнате.

Он соскребал слои кожи, сжав зубы, не издавая больше ни звука. Но метка никуда не уходила, а лишь ярче виднелась на руке. Драко не сдавался, продолжая тщетные попытки избавиться от ненавистного знака тьмы.

Кровь залила всю его одежду, окрасила белоснежную кожу и светло-бежевую мебель. Она текла, не останавливаясь, а змея, по которой стекали алые струи, никуда не девалась.

— ДА ПОШЛО ВСЕ НАХРЕН! — заорал Малфой от отчаяния, выкинув кусок бокала куда-то в неизвестном направлении.

Он закинул голову, тяжело вздохнув. Спустя несколько минут его серые, словно серебро, глаза, заметили ее, застывшую на пороге. Он вздохнул еще раз.

“Грейнджер, блядь, как всегда, вовремя. Вот только ее тут не хватало” — пронеслось у парня в голове.

Девушка остановилась на пороге, потрясенно смотря то на Драко, то на залитую кровью комнату.

Видок у нее был, мягко говоря, не лучший. Худая, как скелет, заплаканная, мокрая, в рванной одежде, дрожащая всем телом. Но у Малфоя и своих забот было вдоволь — пусть грязнокровка сама разбирается. Она и так отвергла помощь, которую он предлагал другим, не просто редко, а всего несколько раз за всю жизнь. Но она не оценила, так что пусть теперь съебывает отсюда, пусть оставит Малфоя одного.

Но, похоже, гриффиндорка никак не могла прийти в себя. Застыла, словно статуя на одном месте. Ее присутствие начинало сильно бесить.

— Ты у нас забыла, как ходить? Или часть мозга, отвечающая за координацию, отказала? — прошипел он, с презрением глядя на Гермиону. Но та, похоже, не слышала. — Н-да, похоже, все-таки весь мозг отказал.

— Малфой… — заикаясь, прошептала она. — Ч-что произошло?

Драко взглянул на гриффиндорку, которая сейчас походила на бомжа, несколько лет прожившего на улице. Она стояла, опустив длинные руки вдоль туловища. Смотря таким пронизывающим, болезненным взглядом.

В который раз он удивился глубине ее карих глаз. Сколько всего в них можно было увидеть сейчас: страх, отчаяние, боль, растерянность… жалость. Жалость к нему или к самой себе?

Конечно, нет — Грейнджер ведь не знает, что произошло — этого никто не знает. Но ее глаза были океаном, в котором Малфой был не прочь утонуть. Не такие, как у большинства девушек — пустые, как пробка. Ее глаза, в которых читалась вся жизнь, полная плохих событий. Глаза, такие же, как и у него самого - разве что не скрывающие эмоций обладательницы.

— Не твоего ума дело! — отчеканил он, незаметно поправив рукав рубашки.

Теперь Грейнджер будет докапываться, будет совать свой нос в дело, совершенно ее не касающееся. А из-за чего? Из-за его глупости и неосторожности. Малфой теперь обязан просчитывать каждый свой шаг, а вместо этого он чуть себя не выдал. От досады парень едва не закричал.

Какой он, к черту, Пожиратель? Идиот, который не может скрыться от грязнокровки!

Идиот!

— Если ты не заметил, эта наша общая гостиная, а сейчас — она вся в твоей… — начала Гермиона, бесцветным, выжатым голосом, который едва заметно дрожал. Она сжала свои тоненькие ручки, делая шаги в сторону слизеринца, издавая при этом шаркающие звуки.

Девушка волновалась за него. Да, весьма глупо, учитывая, что Драко был ее врагом еще со времен первого курса, и что всего час назад Гермиона сама была готова расстаться с жизнью.

Грейнджер ненавидела Ленни за то, что тот не дал ей спрыгнуть. Это ведь был ее выбор, а не его. Страцкий не имел никакого права шпионить за ней, а уж тем более вмешиваться.

Но, представив, что это Гарри или Рон стоят на краю Астрономической башни, девушка осознавала, что поступила бы точно так же, даже не задумываясь.

Так в чем был виноват когтевранец? Он ведь просто хотел помочь. Хотя следил за Гермионой Ленни, скорее, ради своей выгоды. Он был собственником, так же, как и Малфой. А это Грейнджер ненавидела в них обоих.

Гортанное слово Ленни - люблю - пронеслось у нее в голове быстрым потоком, но, услышав, злой голос Драко, девушка вернулась в реальность. Тяжелую, трудную и нестерпимо болезненную.

— Мерлин, закройся! Занимайся своими проблемами, а не моими! — перебил Гермиону Драко, метая яростные искры в девушку.

Он не нуждался сейчас в ком-то. Все, чего хотел Драко — это послать всех к черту и остаться одному настолько, насколько это возможно. Без Пэнси, Грейнджер, даже Блейза. Без кого бы то ни было. Потому что он не мог убрать чертовы мысли из головы — они упорно пролезали в его сознание, зарождая в сердце беспокойство. Нельзя чувствовать все сразу, иначе разорвешься, что, собственно, и происходило с Малфоем.

— Да что творится, Малфой?! — на этот раз, голос Гермионы прозвучал жестче — в нем читались нотки гнева.

Ей было не просто интересно узнать, что с ним произошло — она действительно волновалась за слизеринца. Ей на ум пришла парочка жутких предположений, и в одно из них ей совсем не хотелось верить.

Драко резко стал с дивана, чувствуя, как кружится голова. Он пошатнулся, переводя взгляд на девушку. Малфой не мог решить для себя, чего именно ему хотелось — чтобы она осталась или же свалила к чертовой матери. В любом случае, Гермиона не должна узнать о метке. А она была умна, как никто другой, и, возможно, уже догадалась.