No Featherbed for Me (СИ)

- Обязательно, - стараясь сохранить самообладание, Арья отстранилась. – Я люблю тебя.

- И я тебя, - Эшара поцеловала ее в лоб и в кончик носа, так же, как целовала ее детей, когда укладывала их спать. – А теперь иди домой.

Точно так же, как и ее дети, Арья плакала, покидая Королевскую гавань, но не желала оглядываться назад на место, подарившее ей лишь страдания. Она подумала о Сансе и ее детях, которые сейчас были на пути к утесу Кастерли, стараясь не думать о Джендри, не думать о нем больше никогда. К тому времени, как они достигли Речных земель, Арья почти убедила себя в том, что Джендри Баратеон стал для нее лишь воспоминанием.

А затем она поняла, что у нее не было регул уже три месяца, о чем она совсем позабыла в суматохе последних событий.

Когда они остановились в гостинице, Арья отправилась на поиски богорощи, оставив своих детей в компании братьев. Южнее Перешейка едва ли осталось много богорощ, и обнаруженное ею чардрево выглядело скорее печальным, чем свирепым. Когда Арья преклонилась перед ним, ее руки автоматически сложились на пока еще плоском животе, где покоился маленький олень.

Существовали отвары, с помощью которых женщины избавлялись от нежеланных детей, и Элия Сэнд однажды рассказала ей, как одна из ее сестер использовала для этого пижму. Разумеется, она с легкостью могла достать себе подобный отвар, подкупив какого-нибудь мейстера, однако одна мысль об этом отвращала Арью. Рэйнис, Эймон и Алисанна были желанными детьми, яркими вспышками света в ее мрачном существовании, и ей не нравилась сама идея о том, чтобы убить ребенка Джендри еще в утробе, дитя, зачатое в любви, как и его сестры и брат.

- Все мои дети теперь Сноу, - обратилась к дереву Арья, скорее размышляя вслух, нежели молясь. – Бастард есть бастард, и большинство поверят, что этот ребенок также рожден от Эйгона. А если они всё поймут, если он будет выглядеть как Баратеон, никто и не удивится. Все и так считают меня шлюхой. Отец никогда бы не выгнал меня, - продолжила она, прикоснувшись к окрашенному стволу, – но тогда я могу забыть о Сансе навсегда, а Джендри вряд ли сможет принять его. Возможно, будет лучше, если я остановлю это как можно скорее.

Ветер заставил листву запеть, однако она так и не смогла распознать ее шепота.

- Мне нужен знак. Если вы меня слышите, прошу, скажите мне, что делать.

Услышав треск позади себя, Арья мгновенно поднялась на ноги, ожидая увидеть одного из своих братьев или даже отца, который часто покидал их, чтобы прочитать молитву, во время остановок. На мгновение Арье подумала, что ей все это кажется, однако, когда огромный лютоволк лизнул ее руку своим таким знакомым шершавым языком, Арья тут же наклонилась, чтобы прижать зверя к себе.

- Нимерия, - выдохнула она, уткнувшись в теплый волчий мех.

Когда она шла по направлению к гостинице вместе с Нимерией, бегущей рядом, Арья решила, что она подождет до тех пор, пока они доберутся до Винтерфелла, чтобы сообщить семье о своей беременности.

_____________________

Мейстер Лювин обнаружил ее во дворе с детьми, держа в руке письмо. Арья сидела на земле, а Алисанна рядом с ней плела венок, пока Рэйнис с Эймоном практиковались с мечами под пристальным надзором сира Родрика. Младший сын Робба кричал что-то, сидя на заборе, а его старшие братья терпеливо ждали своей очереди, и Арья тут же начала искать глазами Брандона.

В шесть лет ее младший ребенок уже был больше Алисанны, выше и крепче сложен. Хоть у него и было лицо типичного Старка, Арья знала, что Брандон Сноу был истинным сыном своего отца: упрямым, сильным и молчаливым. Его тяга к приключениям буквально сводила Арью с ума, и она постоянно носилась за ним, обнаруживая его то в кузнице Миккена, то сидящим на верхушке очередного дерева. Арья часто замечала, как Алисанна строила из себя мейстера рядом с младшим братом, тайно перевязывая его раны и постоянно пытаясь взять на себя вину за все его проступки. Когда у нее это не выходило, к делу подключались Рэйнис и Эймон, которых всегда очень волновало все, что касалось их младших сестры и брата. Ее дети были свирепой стаей, и сердце Арьи наполнялось гордостью при виде них.

Брандон балансировал на вершине нескольких тюков сена, к его бедру был привязан тренировочный деревянный меч, темные волосы растрепались, а лицо уже успело покрыться непонятно откуда появившейся грязью. Когда он заметил, что она смотрит на него, он усмехнулся, высунув язык, и Арья рассмеялась, когда старый мейстер подошел к ней.

- Ворон с юга, - серьезно сообщил он.

Темные крылья, темные вести, подумала Арья, увидев королевскую печать с изображением трехглавого дракона. Развернув пергамент, она скользнула взглядом по написанному, прежде чем подняться и решительно направиться в замок. Она обнаружила своего отца с Роббом за разговором с Кейтилин и Джейн, и Рикард смеялся над словами своего отца, когда она вошла. Заметив приближающуюся Арью, Робб жестом пригласил ее присоединиться к ним, когда она показала пергамент в своей руке.

- Король вместе со своим двором направляется в Винтерфелл.

Удивление застыло на лицах присутствующих, прежде чем Робб заговорил:

- От Эйгона ничего не было слышно почти семь лет. Он, кажется, вообще забыл о существовании Севера. Что ему здесь нужно?

- Думаю, мы сможем спросить его, когда он приедет.

Шесть мирных лет были счастьем, доступным не каждому. Арья была уверена, что должна быть благодарна за возможность спокойно жить в Винтерфелле, подальше от Железного трона. Рэйнис и Эймон никогда не упоминали имени своего отца, Алисанна не помнила никого, кроме Эшары, а Брандон знал лишь Север. Она не знала, о чем они разговаривали между собой, но Арья ни разу не слышала, чтобы с их губ срывалось имя «Таргариен».

Но Арья также знала, что в жилах Рэйнис, Эймона и Алисанны текла кровь драконов – связь, которой не было у них с Брандоном, безмолвное понимание, которое казалось ей почти сверхъестественным. Арья не верила в магию, но она верила мейстеру Эймону, вспоминая его слова, сказанные ей в тот день, когда она принесла ему Алисанну.

Что бы ни заставило Эйгона отправиться на Север, это точно было не чувство королевского долга или внезапная вспышка отцовской любви. Арья могла быть кем угодно, но она никогда не была дурой.

Она чувствовала войну, когда та приближалась.

Конец седьмой части.

========== Часть 8.1 Мать драконов ==========

- Ты собираешься встречать короля в таком виде?

Рэйнис повернула голову, отвлекаясь от расчесывания гривы своей лошади, чтобы взглянуть на мать, прежде чем вернуться к своему изначальному занятию.

- Думаю, мой вид вполне отражает уровень уважения, которого он заслуживает.

Арья не смогла сдержать улыбку в ответ на слова старшей дочери, пригладив юбку своего платья. По правде говоря, она хотела иметь возможность снова быть такой же безрассудно смелой, как Рэйнис, одеваться в лохмотья и прятаться в конюшне, но Арья была уже не девочкой, и, если она хотела мира для своих детей и для всего Винтерфелла, она должна была по крайней мере притвориться покорной слугой короля. Арья не помнила, когда в последний раз надевала хоть одно их своих южных платьев, когда она в последний раз украшала прическу драгоценностями или румянила щеки. На Севере ей не приходилось притворяться кем-то, кроме падшей дочери Эддарда Старка, повергнутой королевы.

Даже одетая в грязные штаны и тунику неопределенного оттенка, Рэйнис оставалась самой прекрасной юной девушкой из всех, что Арье довелось повидать. Иногда она ловила себя на мысли, что откровенно пялится на свою дочь, сомневаясь, что кто-то настолько потрясающий мог вырасти в ее чреве. Со своего четырнадцатилетия Рэйнис притягивала взгляды всех мужчин на Севере, молодых и старых. Она унаследовала рост Эйгона, так что была почти на голову выше Арьи, а кудри цвета черного дерева, такие непослушные в детстве, теперь густым шелком ниспадали на ее плечи. Вся одежда прилегала намного ближе к телу, так что ее грудь привлекала внимание каждого проходящего мужчины, когда она надевала платье, а во всех движениях Рэйнис было какое-то врожденное изящество. Но Арья была уверена, что именно ее глаза, в которых невозможно было ничего прочитать, были самой волнующей ее чертой. Сиреневый взор Эймона и серые глаза Алисанны и Брандона всегда казались открытыми, в отличие от взгляда ее темноглазой дочери.