My December (СИ)

- Продолжайте, - ответила Минерва, которая продолжала стоять у стола, словно статуя.

- И… мой отец, он… наверное, не сможет никогда больше в жизни ходить, - ком вернулся в горло, и Грейнджер сделала еще глоток, боясь сломаться на месте. - Врачи обычные не помогут, я знаю, в каком состоянии медицина сейчас, - говорила девушка, сжимая пальцами кружку. Она была еще теплой и согревала порядочно замерзшие руки. Оставалось непонятным, как девушка до сих пор не заболела, проведя столько времени на улицы без куртки и теплых вещей. - Поэтому я прошу помощи у вас. - Дамблдор понимающе кивнул головой раз, затем еще один и остановился, готовый что-либо сказать, но девушка сделала это быстрее его. - Если бы врачи - маги могли помочь одному магглу, ничего бы не случилось. Вылечить единственного маггла.

Гермиона понимала, что жалобная фраза не заставит этих двоих пойти против правил, закрыв глаза, но она просто не могла придумать какое-либо убеждение. Умные мысли и планы застряли сегодня не в ее голове.

- Мисс Грейнджер, я бы очень хотел, чтобы ваш отец восстановился, но не могу ничего поделать. Главный закон для волшебников - нельзя помогать магглам с медициной, материальной помощью и так далее. Мы живем в одном мире, но жизни у нас разные. Их нельзя переплетать ни при каких условиях. Да, это весьма жестко по отношению к народу, который не знает о магии, потому что они бы имели все, что есть у нас: здоровье, деньги и многие другие преимущества. Но законы придумали давно, и мы не смеем нарушать их.

Холод пробежал по ее спине. Ненависть к профессорам, злость на тех, кто придумывал законы, и злоба на себя саму просто заполнила все нутро девушки. От отчаяния хотелось полезть на стену и перевернуть этот чертов кабинет с ног на голову. Но Гермиона лишь коротко кивнула и отставила чашу на столик. Погладив птицу напоследок, гриффиндорка зашагала прочь кабинета.

- Простите еще раз, мисс Грейнджер. Если вам понадобится какая-либо помощь - обращайтесь, я… - но девушки уже и след простыл.

Она медленно шла по коридором, теперь уже внимательно рассматривая картины. Кто-то из этих людей мог придумать дурной закон о том, что помощь магглам воспрещается. И теперь из-за этого отец страдает. Из-за жадности к магии, деньгам. Из-за предрассудков и всей дури, что сидела в голове у первых колдунов.

“Твари, - проносилось у девушки в голове. - Как можно так поступать с простыми людьми?”

Обвиняя всех и все, Гермиона никакая добралась до своей башни. Она через силу поднималась по многочисленным ступенькам - силы совсем иссякли, и Грейнджер еле переплетала худыми ножками. Только сейчас она поняла, насколько грязная: спутанные волосы в листьях, земле; порванные и запачканные юбка с кофтой; руки и ноги черные, а в некоторых местах есть занозы.

“Пришло время привести себя в порядок”.

Гермиона решительно направилась в душ и простояла там, наверное, целый час. Смывала всю грязь, прилипшую к ней намертво. Мыла голову, боясь, как бы там не завелись нежданные гости. Душилась пряными духами, а затем подстригала волосы под нужную длину. Сейчас они заканчивали на уровне плечей, и девушке даже понравилась новая прическа.

Словно вылечив тело, Гермиона почувствовала некоторое облегчение. Будто она сбросила килограмм десять лишнего веса. Теперь, здоровой и чистой, гриффиндорка могла более осмысленно принимать какие-либо решения. Только не понятно: надолго ли эта решительность и настроенность? Потому что, стоило ей сесть за столом, чтобы написать ответное письмо, как новый поток слез снова полился из ее глаз.

***

Высокая стройная фигура мужчины размерено шагала вперед. Длинные платиновые волосы струились по тонким плечам, закрывая спину. Лицо было идеально выбрито без единой царапинки. Бледная, словно фарфор, кожа выделялась на фоне черной одежды. Стальные глаза, в которых отражался блеск серебра, глядели вперед, не замечая ничего вокруг. Лицо оставалось непроницаемым и холодным, а движения - правильными и изящными. Длинная мантия развевалась сзади, то и дело путаясь под ногами. За каменным выражением лица Люциуса и твердым взглядом серых глаз скрывалось беспокойство. Ведь стать пожирателем смерти в шестнадцать лет - большое испытание. Драко будет уже не просто мальчиком, а хладнокровной убийцей.

Ему придется таким стать.

Уже не будет ни детских радостей, ни поблажек, ни ошибок, посмеявшись над которыми, можно будет сказать: “Я же еще ребенок”. Сын вынужден будет смириться с тем, что теперь его жизнь в руках Темного лорда. И если Малфой не справится, то будет мертв. Но Люциус правильно воспитал парня. Мальчик сильный и жестокий, чистокровный с четкой целью, что ожидает его в будущем. Он был таким, каким должен стать.

Однако, едкий страх отравлял сознание мужчины, поселяя в его голове сомнения. А если мальчишка не справится? Что, если Драко слишком мягок? Что, если детская психика еще не устоялась, и старший Малфой переоценил сына?

Через какое-то время, он посмотрит в глаза Драко, такие же чистые, какие были раньше у его матери. Немного раскосые, обрамленные густыми ресницами, с легким блеском. Люциусу прийдется сказать правду, сказать Драко, что время настало. Теперь он - один из них, хочет парень этого или нет.

***

Впервые в жизни Драко не скрывал своей усталости. Под глазами красовались огромные синяки, кожа была бледной с зеленоватым оттенком, а глаза мутными. Он не спал ни одной чертовой секунды этой ночи. Он мучился, убивался, переворачивался с боку на бок. Метался по комнате, разбрасывая газеты и книги. Вновь и вновь. Теперь во снах Драко появилась она. В своей привычной манере.

Девушку пытали, резали на части, убивали. Выкачивали из нее все, до последнего всхлипа, до последней капли крови. И парню приходилось смотреть на это откуда-то издалека. Будто ему снова показывали: ты - никто и ничего сделать не можешь. Это было безумием. Драко был безумцем.

Слизеринцу это напоминало кошмары с матерью. Кошмары, в которых он также стоял в сторонке, наблюдая за изощренным убийством. Ему можно было делать все: уйти, кричать, плакать, бить по стеклу. Все, кроме того, что спасти мать или девушку. И это было его личным ужасом, от которого теперь никто не защищал.

Его так же настораживал тот факт, что ему снились кошмары, когда Нарциссе было плохо. Они будто предвещали что-то плохое. Что-то, что двигалось на миссис Малфой смертельным обручем. Значит, эти сны могли указывать на плохое будущее у Грейнджер?

Гермиона - беззащитная, беспомощная, слабая, рыдающая перед ним, такая хрупкая, словно тончайшее стекло. Задачей парня было не дать ему разбиться. Одно прикосновение, и она разлетится на миллионы острых, как бритва, осколков, врежется в каждую часть его тела. И будет мучить, разрывать изнутри, до того, как Драко проснется. До того, как будет судорожно метаться по кровати, смахивая слезы, борясь с подступающей к горлу тошнотой.

Затем он поднимется, шатаясь из стороны в сторону, держась за стены, что ходят ходуном из-за адской головной боли. Она заполняла каждую клеточку, не давая соображать. Мысли стягивались в один тугой пучок, который уже было непосильно распутать шестнадцатилетнему парню.

Дрожа от озноба, стирая капельки пота со лба, Малфой подойдет к соседней двери, приоткроет ее… Прижавшись к дереву, услышит тихие всхлипы, сбившееся дыхание. От этого станет легче, но всего на секунду, пока Драко не поймет, что реальность не так уж и сильно отличается ото сна. Наяву она так же страдает, пусть не физически, но морально. Каждый день, обливая подушку горячими слезами, отчаиваясь от боли, Гермиона теряет саму себя. Такую привычно спокойную и смышленую. Тихую, скромную и умную. В голове у которой каждый день расписан по часам от А до Я.

А Малфой… он оставался прежним. Ничто в мире не способно разрушить те крепкие и высокие стены, которые он возводил вместе с отцом. Непроходимые, нерушимые и широкие. Но рядом с девушкой ему приходилось играть, чтобы выглядеть, как обычно. Лишь для того, чтобы она не различила его эмоций, не увидела истины, которую он так отчаянно скрывал. Гермиона могла заглянуть в его душу. Она знала, каким Драко может быть. Жизнь – это игра, и показывая себя таким, какой ты есть на самом деле, ты ощущаешь себя незащищенным, почти что голым.