I'm a slave for you (СИ)

– Ты можешь простудиться, Грейнджер, – выдавил из себя Малфой.

Какая-то неведомая сила, сокрытая в его еще не до конца развитой груди, заставила юношу начать разговор. Возможно, следовало сказать что-то другое, но, что?… «Люби меня!» – вновь пронеслось в голове слизеринца.

Гермиона повернула голову от неожиданности. К великому удивлению Драко, она не стала вскакивать с места и оголтело нестись прочь. В ее прекрасных карих глазах стояли слезы. Она мученически вздохнула и вновь отвернулась, устремив взгляд в бесконечную даль горизонта. Ее тоненькие пальчики торопливо смахнули слезы. Она прочистила горло, стараясь придать голосу былую силу и гласность.

– Не беспокойся. Все со мной хорошо, – ответила она с неохотой.

Малфой аккуратно опустился рядом и одним движением снял с себя плотную черную мантию. Он накинул ее на плечи Гермионе и повернул голову, проследовав за ее взглядом. Она пришла сюда не видами любоваться в компании Малфоя, а плакать вдали ото всех… Драко открыл рот, собираясь сказать что-то, но девушка перебила его мысль.

– Мне еще никогда не было так холодно, – призналась она, плотнее кутаясь в мантию Малфоя.

Честно признаться, Драко и сам очень замерз. Но сейчас ему больше хотелось согреть Гермиону, чем греться самому. Возможно, что сейчас у него есть шанс подружиться с ней… Что-то неумолимо твердило ему, что его упускать нельзя.

– Ни за что не поверю. Ты разве никогда не была в более холодных местах?

– Наверное, была. Просто… Раньше внутри у меня не было такого холода, как сейчас, – грустно пролепетала гриффиндорка, отворачивая лицо.

Драко знал, что она вновь залилась слезами, что должно было заставить его грустить. Но на душе у холодного, скупого на чувства юноши было так тепло от того, что грязнокровка не ушла, от того, что они сейчас сидят рядом, так близко, и беседуют как старые добрые приятели, что он ни капли не расстроился из-за такого всплеска эмоций.

– Послушай, ты не должна беспокоиться об… этом, – неуверенно произнес Драко.

Гермиона подняла на него свой печальный, полный слез взор. В ее карих глазах отражалось бескрайнее небо с его множественными белыми облаками. Она казалась такой очаровательной в своем страдании, что Драко начал винить себя за то, что упивается ее угнетенным состоянием.

Внезапно по ее румяным щекам неумолимо начали катиться слезы. Одна за одной, слезинки стройным прозрачным рядом падали вниз, на холодный пол высокой башни. Гриффиндорка не отвернулась, не попыталась стыдливо смахнуть соленую влагу, нет. Она гордо, точно раненая львица, смотрела на Малфоя. Ее тонкие бледные губы затряслись и Гермиона сделала глубокий рваный вдох, стараясь немного успокоиться. Она опустила глаза вниз, к холодному каменному полу, чтобы проследить за тем, как слезы орошают его. Затем гриффиндорка вновь подняла глаза на Малфоя.

– Беспокоиться о чем, Драко? – спросила она, стараясь держаться более уверенно.

– О Уизли. Поверь мне, этот придурок не стоит твоих слез, Грейнджер, – ответил ей немного покрасневший Драко.

Малфой снова чувствовал себя шестнадцатилетним подростком, что боялся, будто отец узнает о его тайной страсти. Сон заставил его выкинуть из воспоминаний огромный кусок жизни. Сейчас он был именно тем Драко, что когда-то пакостил гриффиндорцам и втайне следил за возлюбленной грязнокровкой.

– Рон здесь ни при чем, Драко, – пролепетала раскрасневшаяся от холода Гермиона, смахивая слезу.

Малфой замер в ожидании. «А что тогда здесь при чем?» – думал он. «Может быть, у Гермионы что-то случилось с родителями? Какая-нибудь маггловская болезнь или еще что. Бедная Гермиона». Драко совершенно не понимал, откуда в нем столько теплоты. Почему он вдруг горюет об участи грязнокровки? Наверное, родители неправильно его воспитали.

Но, заглядывая в заплаканные глаза собеседницы, юноша понимал, весь его гнев словно испарялся. Пропадал, растворяясь в свежем холодном воздухе, здесь, на вершине огромной старой башни. Как только Драко окончил школу, он еще часто вспоминал бесконечные коридоры и лестницы величественного замка. Его башни, подземелья, классы, в которых проводились занятия… Так приятно было вновь вернуться сюда, пусть даже во сне.

– Но что тогда произошло? Из-за кого ты плачешь? – спросил удивленный юноша, заворожено глядя на прелестную спутницу.

– Из-за тебя, Драко.

Ее слова попали точно в сердце. Драко чувствовал себя ребенком. Несмышленым, глупым и окончательно запутавшемся мальчиком. Но почему она из-за него плачет? Да, он бывал грубоват с ней, но раньше она никогда из-за этого не плакала. Лишь гордо задирала вверх свой остренький подбородок и удалялась прочь, в компании своих дружков…

– Я что-то сделал тебе? – спросил ошарашенный юноша.

– Да! – крик гриффиндорки прокатился по пустой башне.

Внезапно, ветер стих. Гермиона вскочила с места и скинула с себя обе мантии. Она оказалась совершенно голой. Изгиб молодого, стройного тела пробудил в юноше что-то странное, звериное… Ее соски затвердели от холода, нежная бледная кожа грязнокровки слегка порозовела. Словно завороженный, смотрел Драко на голую девушку. Он не понимал, что происходит. Он же просто хотел помочь, просто успокоить ее…

– Гермиона… Ты…

– Почему ты ненавидишь меня, Драко? Что я сделала тебе, скажи? – спрашивала девушка, рыдая. – Зачем ты мучаешь меня, зачем пугаешь?

Внезапно, Драко вспомнил, кто он есть на самом деле. Воспоминания о прожитой жизни стрелой вонзились в его измученную голову. Серые глаза юноши округлились от удивления. Подняв взгляд, он увидел перед собой не ту заплаканную длинноволосую девочку, а Гермиону, что он покинул сегодня утром. Кудрявые волосы чуть ниже подбородка, грустные покрасневшие глаза и ссадины на бедрах, на спине, на ее тонких запястьях.

Драко почувствовал, что ему становится дурно от такого страшного зрелища. Комната словно растворилась, и они остались стоять посреди плотного черного тумана, сплошной стеной окружавшего хозяина и рабыню.

– Если бы Рон был жив, я осталась бы с Роном. Он никогда не поднимал на меня руку… Он всегда был добр и ласков со мной… Я любила его!

Малфой не хотел слушать эти отвратительные речи. Сколько раз он уверял себя, что она никогда не любила жалкого нищеброда Уизли? Сколько раз доказывал самому себе, что все делалось лишь для прессы, все их отношения – просто выгодны для золотого трио… Он так желал верить в собственную ложь….

– Ты не знаешь, что говоришь! Разве можно любить такого как он, когда рядом с тобой такой мужчина, как я? – спросил Малфой, угрожающе сжав кулаки.

– Какой мужчина, Драко? Тот, что бьет ее?

Внезапно, из густого тумана выпорхнул Рональд Уизли. Он был одет в ту самую одежду, в которой погиб, выглядел также, как в тот злополучный день, день битвы за Хогвартс. Рыжий гаденыш подошел к оголенной Гермионе и ласково, словно они давние любовники, обнял девушку за талию, притянув к себе. Гриффиндорка так мило, так ласково улыбнулась… Она никогда не улыбалась так, находясь в объятиях Драко…

«Нет. Ты мертв, Уизли! Мертв! Я сам видел, как твое тело бросают в яму к остальным идиотам, что боролись за Поттера. Я видел! Видел, как твоя серовато-зеленая рожа исчезла под тоннами земли», – думал Драко, глядя на парочку. В сознании вновь возник образ того страшного дня. Зловоние трупов, пыль, летающая в воздухе, плач пленных и возгласы победителей…

– Я всегда любила Рона и только Рона, Драко! Я никогда, никогда, слышишь, не смогу полюбить тебя! Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя!

– Замолчи! Замолчи, дрянь! – кричал Драко, закрывая уши руками.

Уизли начал целовать шею девушки, а та блаженно откинула голову назад, давая его губам больше места для ласк. Она была покорной и горячей, в ее глазах читалось истинное наслаждение, ведь она упивалась их близостью. Гермиона никогда не была так нежна с Драко, никогда не глядела на него так, не закусывала губы, вызывая в юноше дикое желание. Почему, Гермиона? Почему ты так жестока?