Мальчик нарасхват (СИ)

Сестра ушла. Я с равнодушием перевел взгляд на стол. Запачканная в нескольких местах скатерть, которую Света притащила из дома. Мокрое пятно то ли от соляного раствора, то ли просто от воды красовалось прямо по центру скатерти. С краю стола лежит грязный нож. Кастрюля с раствором стоит тут же. Баночка с перцем, вытащенные приправы. Вилки, ложки. Кусочки фольги равномерно разбросаны по всему столу, а само «блюдо» придвинуто ближе к пацану, так как я сам любезно пододвинул тарелку к нему.

В душу закралось нехорошее чувство, что убираться-то теперь надо мне. Вернее, нам. Ну, если совсем уж оптимистично думать, то можно все пацану свалить, пусть посудомойкой побудет.

Оглянулся, обводя кухню взглядом. Занавеска снова заляпана, на полу что-то просыпано, духовка раскрыта, на столешницах стоит еще какая-то использованная посуда. Даже в раковине, по-моему, я увидел стакан.

Странно, после Светы все чисто, будто бы она и не готовила совсем, а взяла готовую еду прямо из холодильника или еще откуда-нибудь. Но без нее… Если совсем уж честно, когда я жил один, несколько раз пробовал приготовить что-нибудь стоящее, и после моей готовки на кухню также было страшно зайти, но это было так давно, что я уж и забыл подобное зрелище.

Не дав мне вдоволь погрустить, дверь опять открылась. На сей раз вошла Света. Мимолетно взглянул на нее и изобразил раскаяние на лице, делая вид, что я все еще жалею о своем поведении и покорно жду прощения. Ну, первые дня два так и было. Мне действительно было немного совестно. Но потом чувство стыда как-то притупилось, стало все равно. Неделя – крайний срок. К этому времени девчонки нас простят, но для порядка все же надо грустно и жалостливо вздыхать при тете, а ей сурово сдвигать брови и не обращать на наши страдания никакого внимания. Потом нам всем надоест, и мы помиримся. Так всегда обычно и происходит.

Света, на секунду остановившись в проходе, зашла. Куда пошла дальше? Как ни странно, к графину. Черт, здесь есть еще и холодильник, и раковина, и посуда, и еще куча всего прочего, зачем к графину-то опять идти? Можно было бы сделать вид, что она пришла, ну, не знаю, окно там закрыть, кружку вымыть. Иначе сильно уж заметно, что она тоже пришла поглазеть на нашу неудачную попытку. От которой, кстати, меня начинало мутить, наверное, съел больше, чем надо было.

Но следующего я честно не ожидал. Невозмутимую тетю, едва она взглянула, что творится на столе, едва кондратий не хватил. А когда она разглядела еще и полуобглоданный кусок черного мяса, лицо ее исказилось болью. Болью понятной только ей как опытной домохозяйке. Света даже остановилась напротив стола, уставившись на махровое зеленое полотенце на моих коленях. Ну, кухонное искать мне было лень, салфеток нет, но я же интеллигентный человек, в самом деле.

Почему-то смутившись, убрал полотенце, предварительно стряхнув с него крошки хлеба. Постояв еще несколько секунд в ступоре, тетя тихо спросила:

- Вы что… вы что, ели вот, - она облизнула пересохшие губы, - вот это?!

Пацан неуверенно кивнул, а я, выгнув брови, поинтересовался:

- Неужели отменяешь бойкот?

- Я… Но вы… Вот это… Боже мой…

Света опасно качнулась и стремительно начала оседать на пол. Моя реакция не подвела. Поддерживая внезапно ослабшую тетю, посадил ее на стул, на котором только что сидел. Несколько минут мы отпаивали ее водой и обмахивали журналом, найденным на холодильнике.

С чего так бурно реагировать на такую, казалось бы, мелочь, было непонятно. По крайней мере, мне.

- Светка, ты чего?

- Теть Свет, с вами все в порядке?

- Тебе плохо?

- Еще водички?

- Тебе плохо или нет?

- Может, к окну подойдете?

- Ты, главное, не роди тут преждевременно, ладно?

- Может быть…

- Так, все! Хватит! – Света решительно отмахнулась от нас, как от навязчивых мух.

Она выглядела более бодрой, даже побледневшие на минуту щеки снова обрели прежний румянец. Тетя заправила прядь волос за ухо.

- Прекратить истерику, - снова сказала она. – Рожать я тут не собираюсь, поэтому, Вадик, успокойся. Артем, воды можешь больше не наливать, спасибо. Мне уже лучше.

- С тобой точно все в порядке? – на всякий случай переспросил я, озабоченно трогая тетин лоб.

Меня сердито хлопнули по руке.

- Говорю же, что да!

- Так ты… больше не сердишься?

Света напряглась. Некоторое время она переводила взгляд с меня на пацана и обратно, проверяя, кто смотрит с большей надеждой. Краем глаза видя, что зеньки парня а-ля «щенячьи глазки» привлекают чуткое женское сердце больше, сдержанно выдохнул. Наконец, тетя все же вздохнула, сдаваясь.

- Ладно уж, прощаю, куда ж вам, оболтусам, без нас?

Ответить никто не успел, на кухню ворвались сестры. Озадаченно хлопая глазами, Алина очнулась первой:

- Это… вы тут кричали, все нормально?

- Угу, - кивнул пацан.

Алина и Юлька настороженно перевели взгляд на Свету. Та, поглаживая левой рукой округлый животик, дала отбой тревоге:

- Я их простила!

- То есть снова можно разговаривать? – робко вставила Юля свою лепту, на что получила положительный ответ.

Широко улыбнувшись, она радостно крикнула: «Ура! Теперь можно смотреть телевизор!» и упорхнула с кухни. Дружный вздох полетел ей вдогонку.

Алина вздрогнула, обнаружив, что все теперь смотрят на нее. Помявшись, она шмыгнула вслед за младшей сестрой. Воцарилось неловкое молчание. Его нарушила внезапная трель телефона. Пацан вытащил из кармана сотовый, замявшись, поднес его к уху и ответил при нас.

- Да? Да… Ну, нет… Нет, я… Ладно. Да… Хорошо. Куда?.. Угу, ладно.

Как оказалось, навострили уши мы зря, ничего интересного пацан не сказал. Переступив с ноги на ногу, он еще раз неловко взглянул на тетю и сказал, что ему кое-куда нужно сходить. Получив одобрение со стороны Светы, слинял с кухни. Сама же женщина, посидев за столом еще около минуты, вскоре ушла закрывать за пацаном входную дверь.

Я остался один. И только когда снова взглянул на кастрюлю с соляным раствором, до меня дошло.

- Постойте, я что, один все это убирать буду?!

***

Через несколько часов раздался телефонный звонок. Лениво отбросив пульт в сторону, потянулся к телефону. Поднес трубку к уху.

- Да?

- Зыкин, блин!

- И тебе привет.

- Ты где?

- Наверное, в Париже. Захотелось, понимаешь ли, с собой домашний телефон прихватить. Мало ли, вдруг у них там мода такая?

- Какого хрена ты вообще там торчишь?!

- В Париже? – не понял я.

- Не у меня!

- Ну, а что такое? – смутно начал припоминать, о чем мы вчера разговаривали с Матвеем.

- Да ниче, блин! Я тебя уже битый час жду, а твоя наглая жопа все не идет!

- А, ты об этом…

- О чем же еще? – весьма раздраженно. Я вздохнул.

- Прости-прости, как-то из головы вылетело, правда.

- Да? А это ничего, что ты меня вчера чуть ли не на коленях умолял накормить тебя?

- Виноват.

- Разумеется, виноват! Что скажешь в свое оправдание?

- Со Светкой помирился.

- О, то есть, хочешь сказать, тебя уже накормили и ты не придешь? Плод моих стараний можно смело выбрасывать, я так понимаю?

- Ну, - почесал я щеку, - Зачем же сразу выбрасывать? Сам съешь.

- А я поел!

Долгую минуту я думал. Оглянулся, проверяя, нет ли родственниц поблизости. Заметив честную Юлю, делающую вид, что она тут совершенно ни при чем, с надеждой спросил:

- Ты же меня не выдашь?

Сестренка, посмотрев на меня, вздохнула и покачала головой, мол, твори свои темные делишки, не выдам. Благодарно потрепав сестру по волосам, сказал, обращаясь теперь к Лапину:

- Так, выбрасывать ничего не надо. Я сейчас приеду и все-все съем, до единой крошки. Не поверишь, какую дрянь мне пришлось сегодня съесть, поэтому можешь даже не разогревать. Мне хотя бы чем-нибудь этот вкус отбить.

- Света так ужасно приготовила? – искренне удивился мужчина, будто бы и не орал сейчас на меня с пеной у рта.