Нет вестей с небес (СИ)

Один из пиратов открыл огонь, его тоже задело взрывом, кажется, он наполовину обгорел, отходил за контейнер, но Джейс встала в полный рост, точно не замечая, как возле нее просвистело несколько пуль. Не снайперская винтовка, значит, не так уж точно, хотя малейшее ранение сулило ей скорее всего конец, никто бы не помог, никто бы не вытащил ее из пекла, ее, дрожащую, промокшую. Но сейчас у нее была цель — спасти Оливера. Раз она могла добраться до места, раз она надеялась перехватить его… Нет! Не надеялась! Должна! А долг сильнее смерти.

Поэтому глаза быстрее обычного отыскивали опасные предметы. Неизвестно для чего, но на берегу помимо бочки обретались еще пара баллонов с топливом, кажется, что-то сваривали газовой горелкой. Но газ тоже неплохо взрывался. Так что пирату она не позволила отойти за ржавые контейнеры с массивными дверьми. Выстрел! Взрыв! Полуобгорелый завопил не своим голосом, покрываясь языками пламени, отброшенный взрывом, вскочил, еще метался внизу, но очень скоро упал. А пламя перекинулось на какую-то ветошь.

А глаза Джейс недобро загорелись. Красиво! Красиво горело внизу. Яркие всполохи, точно лепестки кровавых орхидей. А с высоты третьей палубы даже не видно, что там люди горели.

«Нет, я не хочу становиться чудовищем!», — вдруг послышался высокий, почти детский голос в сознании, точно снова стояла не по годам вытянувшаяся, точно жеребенок, пятнадцатилетняя девочка в красном лыжном костюме. Стояла у стартовой черты, а ступать за нее казалось настолько опасным, что не вынести этого испытания. Первые соревнования. Как забыть.

Но сейчас шла гонка со смертью. И она не желала переходить на ее полосу, не желала становиться убийцей. Хоть убивала, но не могла радоваться гибели врагов. Это являлось просто необходимостью, иначе у нее не выходило. И это не радость, это завершение чьей-то судьбы ее рукой, возможно, переломанной судьбы. И огонь в глазах потух.

Стремительно спустилась с верней палубы, бесстрашно перескакивая через разрушенные лестницы и мусор, у подножья обнаружила джип с ключом зажигания. Большего она не ждала. Вскочила за руль, пригнулась, завела двигатель и до предела вдавила педаль газа. Машина взвилась на песке, который уже давно скрипел на зубах.

Автомобиль поднял клубы пыли, и помчалась прочь от затопленных кораблей, прочь от ложной надежды послать сигнал бедствия. Никто не придет, но зато судьба Оливера теперь была в ее руках, которые оказались не такими уж слабыми.

Гнались за ней пираты или нет — она так и не поняла, выстрелов не слышала. А радар маячил на возвышении, так что сбиться было трудно, вот только дорога вилась между холмов, но Джейс почти не сбавляла скорости.

Скорость казалась ей в эти мгновения единственным свидетельством того, что жива. А мимо проносились кусты, бамбуковые заросли, озеро, похожее на колоссальный котел, вход к центру Земли. В него машина чуть не улетела, когда девушка неосторожно съезжала с дороги, срезая через не очень густые джунгли. Но не замечала, не успевала бояться. Она торопилась к радару, а от радара, судя по всему, оставалось немного до лодочной станции-заправки. Там должны были передать Оливера «хозяевам». Но Джейс сказала себе: «Этого не будет! Никогда!».

И знала, что не будет. Почти знала…

====== 33. К вершине бежать ======

И от напряженья колени дрожат,

И сердце готово к вершине бежать из груди.

© В. Высоцкий «Вершина»

А души в камни уходят неспешно, а души — вода, проходят безбрежно сквозь оболочки, поры, стремленья. Смысл — лишь случайность, смысл — лишь мгновенье. И табунами облака по небу дельфиньими игрищами. Гнев в душе точно волна, точно буря без имени.

Но она не умела быть в гневе, она слишком привыкла терпеть обиды других, слушать их, потакать, ничего не сказать. И она убивала сейчас, и убивать без ненависти сложнее, а, может, только с необходимостью выжить. И слова потерялись в ночи, называние вещей и имен. В той ночи, когда шел корабль, а прожектор убрал весь свет, в электричестве света нет, только молнии яркий блеск.

Взбитый веточным перезвоном воздух шуршал у подножья холма, где встала снова ограда, точно вечного сада, и не войти туда, не ступить за нее, точно под ногами гнилье и ноги в болоте, мысли в дремоте. И торговали насквозь душой, вот так и перестали быть собой, вот так и за ограду не пройти. А надо, а впереди — дорога из дождей, долгих сумрачных дней, если не выйти насквозь и сквозь себя, переступить еще раз через страх. Долг. Порой дальше него потолок, но, может, выше долга вера есть. В кого?

А в небе табунами облака неслись по прериям полынным горечи в себе, несли дожди и перистые мысли голове, не тяжелей, не легче, может быть, верней.

Но люди и машины — все вдруг слилось, не разобрать. Кровь живая с нефтью. Как не убивать? Белые птицы гибли в пятнах бензиновых, черными радугами, ветром казеиновым. И человек то дерево, то птицы, то вода, то змей земной, то змей-дракон: и птица, и змея, как крайности души, сплавленных воедино и в полет.

А шорохи деревьев прорастали лианами сквозь сердце взглядами лиственных зазубрин и узоров травных. Легче отвоевать немного свободы, чем увлечь себя в падение, потому что от вечного движенья вниз не выбраться наверх через пространства крест тройной. Что люди делали с собой? Нечет-нечет-нечет. И снова поворот. И сотни повторений. Раз да раз.

Ветвясь, из сердца крик, пророщенный упрямо в действии немом, врывался в бытие реальности скупой на верные слова, реальность глухой, где только гул и бой колес машин-часов вне всякой мостовой. Нет, страх не для нее.

Сумела по карте добраться, знала теперь точно, что и где, в бешеном темпе колотящегося сердца совершая повороты вдоль дороги, до предела сворачивая неподатливый руль старой системы. За ней не гнались, ее след потеряли, вместо лица застыл оскал, нервный неровный шрам вместо улыбки.

Но вот все выше и выше забиралась, а двигатель все злее грохотал, как будто знал, что времени все меньше. И уж хотела не ждать отряда, но понимала — одна никогда не сумеет противостоять. А сколько ж их там было и кого? И где же там? Не знала.

Взвесь, как месть, известково обсыпала думы сомнениями, оседавшими на взгляд расширенный и зрачки суженные от солнца слепящего, что на фоне призрака луны не меркло, ярыми лучами проходясь по телу, как плетями. И еще этот жар двигателя.

Джейс была счастлива покинуть наконец пределы машины, когда джип достиг вершины. Поставила на ручник.

Вот так. Все повторялось. Снова на вершине. И снова шаталась, как будто эта вышка излучала не волны связи, а радиацию. Но, наверное, во всем был виноват перепад высот и жуткая духота на вершине, когда с моря не приносило уже ни единого свежего дуновения. Но падать или снова впадать в истерику у нее просто не было времени, потому что появилась цель. И предельно конкретная цель с назначением места и времени.

Тогда девушка решительно достала аптечку, как-то сразу додумалась, что нашатырь там точно есть и его неповторимый запах вряд ли помешают определить диковинные иероглифы на ярлычке. Так и оказалось.

Ужасный запах. Помнится, ее так уже приводили в чувство однажды. Тогда. После аварии. Зачем? Чтобы сказать ей: мир рухнул? Ее мир рухнул, остался только мир ее близких, а теперь рушилось все, ускользало, точно неведомый вихрь вырывал из рук последние осколки. Нет, она не намеревалась их упускать. Готова была схватиться за каждый из них, не замечать, как острые неровные грани разрезают до костей ладони. Лишь бы удержать над пропастью.

Вот снова обморок отменялся. Так что можно было дальше лезть, стремиться, восходить наверх, тянуться к шпилю, что проткнул эфиром синеву.

Джейс пару минут рассматривала ржавый насквозь остов башни, не понимая, как туда вообще люди забирались, а ведь явно кто-то забирался. Но Ваас-то своих пиратов не щадил, так что пара человек, пущенные в расход, явно ничего не составляли, так что неизвестно, кто и как ставил помехи на эти вышки.