Нет вестей с небес (СИ)

— Ты спрятал лодку? — только поражалась сообразительности друга Джейс. А она-то о нем всегда плохо думала! А вот кто настоящий герой! Все предусмотрел! Вот только Дейзи и Лизу Джейс поклялась разыскать хоть на краю земли. Много же она клялась себе в последнее время, да не все клятвы сбывались. Не на все клятвы хватало сил.

— Э… Нет. Это чистая случайность! — отрапортовал Оливер с невинной улыбкой.

Значит, не герой, но просто страшно везучий парень. А везенье тоже важно в такой обстановке.

Но что-то в нем настораживало, что-то… Может быть, мутный взгляд? А он у него всегда был мутный. Да и после бессонных ночей и выматывающих путешествий по лесам вряд ли у Джейс он сохранил достаточную ясность.

Разомкнутое птицей небо подпадало весельным изгибом в волне, сливаясь с бренною землей. Другого нет, хоть изойти бы криком, и хрипом замереть, вплетаясь в сухостой, что заморожен зноем муравьиным. Кора, как небо чередою облаков, погрызено в зените насекомьих снов. Кора словесных зим, встревоженных волною, где вещи никогда не пробовали имен, ведь имя, называнье — тоже роскошь, часто роскошь о былом. Былое все, и звук пошел на убыль, как удаль и свинец, летящая в зенит, что небо пропорол все муравьиным гулом, корою иссечен, он птицей изойдет.

Из зарослей на берег повыскакивали враги, стреляли по лодке, а до острова, точно до последнего пристанища, оставалось каких-то несколько метров. Оливер усиленно греб. А Джейс открыла огонь. Ей не нравилось, что автомат никогда не позволял нормально прицелиться, но теперь она и не целилась, как и пираты, чьи выстрелы пропарывали гладь воды возле лодки, а девушка ответила шквалом огня, не экономя патроны. Но они очень скоро закончились. Удалось ли кого-то достать — неизвестно.

Вот наконец нога ступила на вязкий илистый берег. Пригибаясь и озираясь, беглецы нырнули в заросли, поближе к центру островка, бесполезного клочка суши на пересечении трех рек, что точно воплощали пересечение всех трех миров, которые балансировали, сходясь в единой точке. Мир цивилизации и мир прострации, мир глобализации и мир ритуалов. И человек танцевал на тонкой грани лезвия времен. А джунгли все молчали о былом.

— Оливер, что это значит? Где… Где вертолет? — неуверенно спросила Джейс, видя, что вообще на острове негде вертолету приземлиться.

Она-то уж и правда подумала, что там вертолетная площадка, и они дождутся помощи. А там бесполезными космами покачивались только заросли деревьев да кустарники. И из живности обитало только несколько тапиров. Вот только двоих из этих смешных зверей настиг хищный варан и ныне пировал.

А время, странник без имени в циферблате повторений, отсчитывало секунды, колкие, острые, мелкие.

Джейс ожидала ответа, Оливер молчал, глядел искоса. Куда только его энтузиазм подевался, куда только его радость от встречи пропала!

Ком подступал к горлу, слова застревали.

Но безмолвное оружие говорило лучше всяких слов: их обступили пираты, вышедшие из-за темных деревьев и черных кустов, точно вараны, точно крокодилы и змеи, точно голодные тени. И если человек — это лицо, то эти людьми не являлись, лица их в смазанном вихре сливались картиной экспрессионистов, и только криком немым искаженный рот с картины Мунка застыл на лице Джейс в тот миг. Она все понимала, она слишком хорошо понимала, что произошло, но отказывалась эту верить, заставляя себя думать лучше о людях.

Ведь это же Оливер! Он не мог завести в западню. Почему не мог? Потому что друг Райли, а Райли… Райли… Что Райли? Он тоже себя погубил. И в этом приходилось признаться. Но и что же? Виновна она — не хватило сил удержать обоих, не хватило сил сцепить плотнее кольцо пальцев на запястье и увести за собой, вырвать из круга страха. Но эти пальцы оказывались слабы. И вместо свободы только плаха.

Пираты окружили плотными кольцом, не сбежать. Рот с картины Мунка «Крик», глаза — с картины Пикассо «Герника», где ложный свет боролся со светом живым. И кто был там прав? Кровью из раны лошадиной мир истекал. Раненое солнце от закатного змея уйти не могло, ладью подпалили, павианы забыли, как Ра поклонялись легко. Поклоняться легко, сложнее встать в строй.

Джейс глядела на Оливера, а он точно уносился от нее, точно не пара шагов разделяли их, а пара световых лет, точно стоял на другом краю длинного-предлинного коридора. А вокруг только чернота космоса, радиоактивный мороз. И ни капли воздуха.

— Прости, они… — замялся парень, но, дрожа всем телом, впал в агрессивную истерику, с вызовом и укором кидая, взвизгивая на каждом слове. — Они заставили меня!

Но через миг он только закрыл лицо руками, хотя не заплакал, а когда его руки выкрутили назад, лицо это не несло уже никакого выражения, точно стершаяся маска, точно меловой рисунок на пыльном асфальте, проверенный на прочность грибным дождем.

— Оливер, да ты под наркотиками! Это они тебя накачали? Поэтому ты… — лепетала что-то Джейс, а вокруг словно спускался вязкий туман, слова не обретали звукового наполнения. У нее нет голоса, у нее нет лица. Ее вообще нет.

— Пошли на*** все предположения, Хромоножка! Не было никакого вертолета. Тебя банально снова предали.

Этот голос, от одного этого голоса мысли и тело заиндевели пронизывающим холодом ужаса.

Как деревянная, Джейс медленно повернула голову: да, перед ней предстал ее враг, вышедший из-за деревьев вслед за остальными пиратами.

Ваас! Какое страшное имя. Точно это благодаря ему деревья каждую ночь оживали и все добрые лесные духи становились монстрами. Духи природы днем, они становились духами смерти по ночам. И он управлял ими.

Да, разум упорно отказывался верить, что перед ней такой же человек.

Человек не способен на такое зло, на такую подлость.

Но Оливера она безотказно считала человеком, а кто из них сейчас совершил большую подлость… Нет, конечно же, враг, враг во всем виноват, враг все это спланировал, враг заставил. Но враг — это враг… А кто такой тогда друг?

Враг! Вот он, прямо перед ней. Убить бы его сейчас, всадить нож в сердце. Но поздно.

Уже обезоружили, обступили, только жадные безглазые стволы уставились на нее жерлами дул. И среди этого черного леса смертельных машин верховодил он, стоял он. И точно действительно имел такую власть, что одним мановением руки мог сдвинуть остров с орбиты. А остров — это вот и вся земля, нет больше ничего. Нет, наверняка не человек. Ваас.

Комментарий к 36. К пропасти в дороге Вот теперь я точно жду отзывов или хоть какого-то внимания помимо просмотров, потому что следующий эпизод был написан потом и кровью нервов автора... Если выложить так, то, боюсь, останется незамеченным.

====== 37. Смех и слезы дружбы ======

Сколько стоят смех и слезы дружбы?

Пусть вам это скажут палачи.

© Catharsis „Звездопад“

Ваас.

Все виделось искаженным, воля и разум отказывались давать дельные советы в его присутствии, он невероятно подавлял их. Вместо воли — пустота, вместо разума — безумие. Его безумие.

Ненависть? Желание убить? Нет, в тот момент несчастная девушка ощущала только всеобъемлющую парализующую панику, страх, притом снова не за свою жизнь. Она все не могла понять, что не так сделала, почему они с Оливером так легко угодили в западню. Вот только Оливер сам только что признался, почему. А Ваас то ли с издевательским смехом торжества, то ли с горькой усмешкой доказанной страшной теории восклицал:

— ***! Парень! Да тебя снова предали!

Затем Ваас подошел к Оливеру, обошел его со всех сторон, нависая, точно хищник или навья, что обнюхивает добычу, говорил:

— Давай, Оливер. Ты же, ***, хороший мальчик. Расскажи Хромоножке, как ты его предал! Рассказывай, ***!

Ваас только замахнулся на Оливера, но, видимо, воля парня была уже настолько сломлена, что ему одной угрозы удара хватало, чтобы подчиниться, хотя, быть может, он никогда и не обладал никакой волей, так что поведал, воя, как белуга, глотая слезы:

— Сказали, что отпустят за выкуп, только если я приведу тебя сюда, заведу в западню. Родители все заплатили! Я не знал, как иначе выбраться! Они сегодня сказали: „Либо ты приводишь, либо в рабство“. Прости меня! Прости…