Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)

— Это тоже неважно. Он сложный человек. Не каждый способен мириться с его вздорным характером, терпеть его выходки. Да и понять способен не каждый. Но с отъездом Шерлока Лондон вдруг опустел. И потускнел. — Майк тряхнул головой, отгоняя необъяснимую грусть, и продолжил чуть оживленнее: — Одним словом, уезжая, этот сумасброд попросил меня подыскать жильца. Нельзя же оставлять в одиночестве миссис Хадсон. По-моему, она — единственный на земле человек, к которому Шерлок по-настоящему расположен. Во всяком случае, его тревога выглядела неподдельной: как она без него? кто о ней позаботится? Поручил мне её навещать, а если вдруг подвернется кто-то порядочный и не полный кретин, нуждающийся в приличном жилье, познакомить с прицелом на дальнейшее проживание. Вот ты и подвернулся. Надеюсь, ты не полный кретин? Во всяком случае, раньше такого диагноза в твоем анамнезе не наблюдалось. Ха-ха.

— Ха-ха. Сейчас от смеха умру. Майк, в чем загвоздка?

— Сейчас скажу самое главное, и для тебя несомненно выгодное. Шерлок внес арендную плату за полгода вперед и не пожелал её возвращать. Такой вот экстравагантный малый. Оригинал. Сказал: если экземпляр окажется подходящим, может воспользоваться ситуацией в своих интересах. Месяц с момента его отъезда уже прошел, но пять у тебя в запасе, и…

— Стоп. — Джон недовольно нахмурился. — Майк, ты в своем уме? Спасибо, конечно, но я не собираюсь жить за чей-то счет в чьей-то квартире. Что за странная благотворительность, мать твою?

— Да не спеши ты, господи боже мой. Узнаю прежнего Джона… Никто не предлагает тебе дармовой сыр. Встретишься с миссис Хадсон, посмотришь квартиру. Обсудите все детали. Уверяю тебя, познакомившись с этой восхитительной леди, ты не захочешь расстаться с ней даже на миг. И квартирка — мечта. Как-нибудь сговоритесь. Будешь платить…

— Буду платить. Если квартира мне подойдет, буду платить. Зачем мне подачки какого-то Шерлока…

— Холмса.

— Вот именно. Я не нищий. Заплачу сколько нужно.

— Заплатишь, заплатишь, — заверил Майк. — Не кипятись. Но если миссис Хадсон сделает ощутимую скидку, неужели ты будешь против? Ты же не последний кретин.

Было бы глупо сопротивляться такому житейскому благоразумию. И спорить было бы глупо. Не то положение, чтобы щепетильничать до идиотизма.

— Хорошо.

— Слава Богу. Подумать только, я его ещё уговариваю. Не каждый день и не каждому может так повезти. Сам бы жил, честное слово. Все-таки, Джон, ты как был занудой, так им и остался.

Джон примирительно улыбнулся: в самом деле, чего это он? Майк с такой готовностью кинулся помогать, а он на него окрысился.

— Извини, дружище. Вспылил. Слегка растерялся. Когда можно взглянуть?

— Да хоть завтра. Созвонюсь с миссис Хадсон. Встретимся в полдень на Бейкер-стрит.

— Бейкер-стрит?

— Бейкер-стрит 221в. Надеюсь, это станет твоим постоянным адресом.

========== Часть 2 ==========

Джон гордился собой.

Получается, не такой уж он жалкий отброс. Не барахло, до которого нет дела ни богу, ни черту. Кто-то там, наверху, улыбнулся приветливо и послал утешительный приз. Воздушный поцелуй, так сказать.

И кровь побежала бодрее, и ноги твердо уперлись в землю.

Ничего не выйдет, куколки. Ни одной из вас Джона Ватсона не согнуть. Я ещё покажу высший класс.

В самом деле, не успел ступить на лондонскую брусчатку, как сразу же привалило счастье: и относительно недорогая квартира, и домовладелица — мать родная.

Майк не ошибся: отныне и навсегда сердце Джона принадлежало ей — миниатюрной леди возраста ранней осени. Она так восторженно всплеснула руками, таким благоговейным взглядом окинула небольшую фигуру предполагаемого жильца, будто не довольно заурядной внешности доктор, а светозарный ангел, оставив радужные переливы небес и сахарные облака, решил вдруг поселиться в её славной, но по райским критериям весьма скромной квартирке.

— Какой приятный молодой человек, — щебетала леди, сияя доброй улыбкой. — И сразу видно, что скромный, порядочный, благонравный. Не из этих… Вы домосед, я полагаю?

Да, миссис Хадсон, с некоторых пор домосед. Именно что домосед. И никто другой. Будьте покойны, я не из этих, кого бы вы ни имели в виду.

— Как вам сказать… — начал он. — Вечер у камина с чашечкой чая и свежей прессой — то, что на данный момент привлекает меня больше всего на свете.

— Боже. Это прекрасно. Всегда мечтала о подобном соседстве. — Женщина бросила в сторону Майка беглый, слегка виноватый взгляд. — Мой прежний жилец… Мой Шерлок… — Она снова покосилась на молчаливо застывшего толстячка. — Мой дорогой Шерлок домоседом никогда не был. Всё бегал куда-то, бегал. Как заводной. И вот убежал. Не могу поверить, что он покинул меня навсегда. Что больше не будет этого… бардака. Этой неразберихи. — Она подняла глаза, с укоризной вперившись в потолок, и добавила твердо: — Не могу поверить. И никогда не поверю. Прошу на второй этаж. Там вы и будете жить, если аренда и домовладелица вас устраивают, милый доктор.

Так Джон стал милым доктором, чему радовался безмерно.

В квартиру он влюбился с порога. Всё в ней, от дверного молотка до слегка потускневшего зеркала в ванной комнате, соответствовало его представлению о месте, где жить одно удовольствие. Гостиная с высокими окнами, небольшой, но жаркий камин, симпатичная кухня (ничего лишнего, все на своих местах) и спальня, где спится так крепко и сладко. Новые владения настолько пришлись по душе и по сердцу, что Джон очень боялся очнуться от грёз, оказавшись на исходной точке своих неожиданных перемен. С горячей тоскою в груди и отчаянным блеском в глазах.

Он недоуменно оглядывался вокруг и не верил, что это средоточие комфорта и безмятежности отныне его среда обитания.

Аренда? О, боже! Джон готов не есть и не пить, только бы каждый вечер сюда возвращаться, подходить к этим дверям и вставлять в замочную скважину ключ. Свой ключ.

Имелась, правда, в квартире ещё одна комната, которую миссис Хадсон показать наотрез отказалась, сказав, по мнению Джона, нечто странное и не совсем вразумительное:

— Что там смотреть, милый доктор? Кровать, стулья, тумбочка. Ничего интересного. И вообще — от греха подальше…

Вдаваться в подробности Джон не стал — лишь пожал плечами: подальше так подальше. Много ли он потеряет, не увидев какую-то там кровать? Ему вполне достаточно того, что уже послала изобретательная судьба. Более чем достаточно. Без всяких загадочных тумбочек. И уж тем более — стульев.

Майк скептически прыснул:

— Вы ещё музей там откройте. Музей Великого Человека.

— Надо будет, открою, — строго ответила домовладелица, обиженно насупив тонкие бровки.

Майк снова прыснул. Но промолчал. И едва слышно вздохнул.

На этом инцидент был исчерпан. Запертая наглухо дверь не помешала Джону насладиться ощущением дома сполна.

Засыпать и просыпаться под негромкие звуки улицы: шорох шин, редкие позывные клаксонов, приглушенный стук каблуков и шарканье торопливых подошв — что может быть лучше? Что может быть прекраснее стука дождинок по подоконнику? Гула ветра в каминной трубе? Невнятного бормотания телевизора и шипения масла в сотейнике? И этого тихого, опьяняющего буль-буль, когда крутой кипяток отправляется из чайника прямо в большую, уже нежно любимую кружку, и мятный пар клубится божественным фимиамом. Умиротворяющая мелодия жизни. Жизни, которая не кончается никогда, даже если на одном из её поворотов ты схлопотал под дых. Она не зловредна и снисходительна — всегда даст возможность чуть-чуть отдышаться. А потом легонечко подтолкнет: иди, иди, не топчись на месте. И не вздумай оглядываться назад.

Так всё и сложилось. Удачно и замечательно.

Разве это не повод для гордости?

Но особенно Джон гордился собственной мужской неприступностью. Холодной. Твердокаменной.

Сказано — сделано: никаких баб.

А бабы, то есть кандидатки на его кое-как склеенное сердце и наспех залатанную душу, естественно, тут же нашлись — Джон и глазом моргнуть не успел.