Мелания (СИ)

Он открывает рот, чтобы что-нибудь сказать на тему армии, но не может придумать что, да и Йен не дает ему продолжить.

- Ладно, так что там случилось с твоим отцом? – спрашивает он. Большинство людей не услышали бы сомнений в его голосе, но Микки различает неуверенность, как будто Йен сомневается, не пошлет ли его Микки за такой вопрос. Такой же тон у него был, когда он раньше пытался поговорить о свиданиях, или поцелуях, или о том, чтобы не трахаться с другими. – Мэнди ни за что не соглашается рассказать об этом. Она лишь сказала, что он умер, пока меня не было, но такое впечатление, что она что-то недоговаривает.

Микки не гордится своим поступком. Он одобряет его, но не гордится. Он знает, что только один шаг отделял его от серьезных неприятностей.

Сейчас он смотрит на произошедшее со стороны, словно сквозь толщу воды или из какого-то другого мира, как будто все это произошло не с ним, а с какой-то другой его версией, для которой все случившееся ломаного гроша не стоит.

В его мозгу всплывают образы: его палец на курке, слезы на лице Мэнди и ее упрямо выдвинутая челюсть, и как брызнула кровь после бесшумного выстрела из пистолета с глушителем. В его мозгу всплывают образы, но они больше не ранят его, как раньше. Они выглядят так, будто это произошло с кем-то другим. Его рука на шее Мэлли, она спит у него на бедре, и он может чувствовать ее стабильный медленный пульс под его израненными кончиками пальцев.

- Мы убили его, – говорит он Йену и даже не проверяет его реакцию, даже не чувствует себя плохо. – Я и Мэндс. Выстрелили ему в башку, после того как я узнал от Мэнди, что он с ней делал. Не говори ей, что я рассказал тебе, раз она не хочет, чтобы ты знал, возможно, на это есть чертова причина.

Йен не выглядит удивленным. А может, он удивлен, но также и рад и скрывает это, может быть, он даже немного горд. То, чего он всегда хотел от Микки – чтобы тот дал отпор своему отцу. Чтобы Микки боролся. И Микки не знал, как объяснить Йену, чей отец даже не был в действительности его отцом, Йену, которому достаточно было любви его братьев и сестер, чтобы не сбиться со своего пути в жизни, чтобы оставаться на плаву: отец Микки всегда был ужасным, злым и жестоким, но он все равно был его отцом. Тем, с кем он в детстве завтракал каждое утро, тем, кто давал ему глотнуть пива на семейных сборищах, пока мама не видела, тем, кто хлопнул Микки по спине и сказал «гляньте-ка, настоящий мужик растет», с гордостью в голосе, когда тот сделал свой первый выстрел. Микки любил своего отца, несмотря ни на что, он ненавидел себя за это, но все равно любил его. Он по-прежнему любит его, даже если ему не нравится думать об этом. Как оказалось, ты можешь любить кого-то и все равно убить его без сожаления.

Микки ждет еще вопросов от Йена, или как минимум реакцию на свое признание в отцеубийстве, но тот молчит. Вместо этого он немного подвигается на диване, всем телом повернувшись к Микки, и смотрит.

Микки внезапно осознает, что они абсолютно одни в квартире, если не считать спящего ребенка. Он осознает, что у него закипает кровь, а пульс стучит слишком громко, осознает, что внезапно становится труднее дышать. Он смотрит Йену в глаза и с трудом сглатывает. Он мог бы потеряться в этих блядских глазах, во всем, что они значат для него, во всем, о чем они напоминают ему. Воздух между ними плотный и словно наэлектризованный, волоски на руках у Микки встают дыбом. Телевизор выключен, Мэлли спит, вокруг тишина, и он может слышать, как у Йена бьется пульс глубоко в горле. Тот двигается еще чуть ближе к Микки.

Микки инстинктивно облизывает губы, потому что они горят и чешутся. Он по-прежнему смотрит Йену в глаза, но еще он видит его губы. Они целовались всего два раза. Оба раза это было так охуенно, что Микки отчаянно хочет повторить, он даже не знал, что способен так хотеть чего-либо. Прошло два года с тех, пор как он поцеловал Йена Галлагера, и у него до сих пор дух захватывает при воспоминании об этом.

Воздух между ними словно намагничен и притягивает его еще ближе к Йену.

Микки думает – да пошло оно все.

Он наклоняется к Йену, ему плохо от того, что он хочет этого так сильно и не может получить, плохо от того, что он всегда сам отказывал себе в этом. Сейчас время взять то, что он хочет, решает он, время наплевать на последствия, или может быть принять тот факт, что последствия могут быть просто охренительно приятными и он не должен их бояться. Каждый дюйм его тела пронизан желанием, он приближается к Йену Галлагеру, потому что у него есть выбор, и ему плохо от того, что возможно он неправильный…

И тут с шумом открывается входная дверь, за мгновение и за миллиметр до того, как их губы могут соприкоснуться. Микки отшатывается назад до того, как вошедший может увидеть, как далеко они зашли. Он бормочет «бля», он не может смотреть сейчас на Йена, так что вместо этого он поворачивает голову, чтобы посмотреть на вошедшего. Это Эмма, охуенно нудная соседка, которая не любит, когда он матерится. Она в наушниках, провода тянутся в ее сумку, она не догадывается, чему только что помешала, и когда поднимает голову, приветливо машет Йену, бросает на Микки неуверенный взгляд и идет прямо к себе в комнату.

После того, как она закрывает дверь, они снова одни, но момент упущен. Микки вспомнил прошлое, тысячу и одну причину, почему он недостаточно хорош для Йена, почему у них никогда ничего не получится.

- Э, слушай, я думаю, Мэнди не скоро вернется, так что я отправлю ей СМС позже, – торопливо произносит он, подхватывает все еще спящего ребенка и собирает ее вещи так быстро, как это можно сделать одной рукой, избегая встречаться с Йеном глазами. – Мне надо уложить ее в кроватку, завтра на работу, ты понимаешь. Здорово было повидаться с тобой, чел.

Наверно, он позабыл половину вещей Мэлли, но это не важно, он должен уйти отсюда до того, как Йен скажет что-нибудь, так что Микки просто спешит к двери и уходит.

Он проходит не меньше половины пути до их дома, дрожа от холода и растирая глаза, чувствуя, как Мэлли сопит ему в шею, когда, наконец, понимает, что может снова дышать.

========== Часть 13 ==========

Микки возвращается с работы с Мэлли на руках, когда заворачивает за угол и сталкивается нос к носу с Йеном.

Они оба вздрагивают, напряженные и готовые дать отпор раньше, чем понимают, что произошло, затем расслабляются, когда узнают друг друга. И снова напрягаются, вспоминая, что они не должны быть расслаблены, находясь рядом.

- Привет, – говорит Йен, пытаясь улыбнуться.

Микки кивает в ответ.

- Привет.

Наступает момент неловкой тишины, когда у Микки только одно желание, и это желание – поцеловать Йена, но он знает, что это тупое, глупое желание. Тогда Йен тоже кивает и продолжает свой путь.

Микки снова начинает двигаться, только когда Мэлли становится скучно стоять на месте и она начинает дергать его за волосы.

***

Прямо за углом от дома, где живет Микки, расположена дерьмовая кофейня. Иногда, когда он не работает и не в настроении навещать Мэнди, но все-таки хочет выйти из дома, Микки приходит сюда. Мэлли сидит на одном из потрепанных высоких детских стульчиков и разрывает на кусочки крендель, лопочет счастливо па па на каждый кусочек, а он пьет черный кофе, смеется над ней и смотрит на людей, проходящих мимо. Это весело. Однажды они сидят там, как обычно, и Йен входит внутрь, подходит к прилавку, покупает себе напиток, разворачивается – и застывает, когда видит Микки и Мэлли. У него черный кофе, как и у Микки.

От Йена у Микки остались шрамы. Не в эмоциональном девчачьем смысле, хотя и такие у него есть, он не будет спорить. Настоящие шрамы – с тех времен, когда они дрались, и с тех времен, когда они трахались, а также с тех времен, когда они делали вещи, которые казались странной смесью первых двух. У него есть маленькая белая черточка за ухом, рваный шрам на груди и полумесяц на бедре. Йен всегда будет частью его. Не важно, блядь, что…