Две стороны одной монеты (СИ)

— Почему ты так думаешь?

Вопрос на вопрос — не ответ, но и не выход из ситуации.

— Это логично, правда? Я тот, кто находит невинных людей, обладающих генетическими особенностями, и сдает их в лапы убийц. Я делал это годами. Многие годы…

Может, Чарльз все-таки прочел вчерашние мысли Эрика, а может, они просто думают в одном направлении. Эрик не знает, но ему становится неуютно. Он бы рад утешить Чарльза, но не уверен, что это будет уместно. Ведь он до сих пор не знает всей правды.

— Мойра… — он начинает, думая, что Чарльз продолжит, но тот смотрит на него с болезненной надеждой в глазах, и Эрик с сожалением продолжает: — Она сказала, что ты согласился на это добровольно. Это правда?

Глаза Мойры-Чарльза расширяются, и губы приоткрываются в возмущенном удивлении.

— Она так сказала? Она действительно так сказала? Что я согласился помогать Шоу? — он выглядит ошарашенным и расстроенным.

Краем сознания Эрик думает, что если бы кто-нибудь видел его со стороны, то решил бы, что у Мойры раздвоение личности, а Эрик просто издевается над больной женщиной. А что если так и есть, и Эрик на самом деле все эти годы провел в психушке? Забавно бы было. Уж лучше так, чем то, что есть в реальности.

Он твердо кивает, и Чарльз стискивает пальцы на одеяле, которым прикрыты его ноги. Он поджимает губы сейчас так же, как Мойра, и Эрик на секунду думает, что телепат опять пропал. Но когда Мойра начинает говорить, он убеждается, что перед ним все еще Чарльз.

— Конечно. Я не должен удивляться, что она так говорит. В каком-то смысле это ведь правда, — он смотрит куда-то мимо колена Эрика.

Эрик не хотел бы, чтобы сейчас Чарльз касался его разума. Хватит ему и своих демонов.

— Это не мое дело, наверное. Но, может, расскажешь, как ты попал к Шоу? Тебя выловил другой телепат?

Чарльз поднимает взгляд, и Эрик чувствует небольшой укол вины за то, что заставляет его вспоминать события, с которых начался его личный кошмар. Но возможно, Эрик последний человек, который вообще узнает эту правду о Чарльзе Ксавье. Ведь если у них ничего не получится, и Шоу победит, они окажутся последними выжившими мутантами после использования Церебро. В мире, где для них точно не будет места. Навряд ли им сохранят жизни.

— Отчасти… Мой дар проявился еще до того, как Церебро было построено. Даже я сам не сразу понял, что происходит, пока однажды не начал случайно отвечать на вопросы, которые взрослые еще не успели мне задать. Мне было десять. Моя мать… — он на секунду замолкает, но все же находит силы продолжить: — Она была строгой женщиной, любила правила и крайне щепетильно относилась к образу «нормальной семьи». Ее не слишком обрадовало, что с ее ребенком творится что-то неладное.

Эрик хмурится, вспоминая, как его собственная мать с тревогой на лице слушала его рассказы о том, что за последнее время он видел нескольких странных людей. Он мог бы понять и Эдди, и мать Чарльза, если бы не какое-то внутреннее детское упрямство, обида на предательство самого родного человека. Мать сочла его больным. Очевидно, мать Чарльза была того же мнения о сыне.

Голос Мойры-Чарльза вырывает его из воспоминаний.

— Шерон пыталась справиться с осознанием, что я не такой, каким она хотела бы видеть меня. К сожалению, в конечном счете ей это не удалось. Когда мне было шестнадцать, она решила выйти замуж повторно. Был большой скандал. Этот человек, Марко… — пальцы Чарльза сжимаются в кулаки, и Эрик понимает без слов, что некий Марко был редкостным козлом. — Он думал, что может распускать руки в нашем доме. И я воспользовался телепатией, чтобы он никогда не допускал мысли о том, что это вообще возможно. Я тогда был так зол, что переборщил. И он… В общем, я случайно стер ему память о нашей семье и доме, об отношениях с Шерон.

— Ему бы стоило счесть это везением, тебе не кажется? — Эрик подбадривающе улыбается, и Чарльз грустно улыбается в ответ.

— Очевидно, в этот момент меня и засекли. Так что… Везение — не совсем подходящее к этой ситуации слово. Мать была так напугана и зла, что решила отправить меня к психиатру, которого ей посоветовал кто-то. Как ты понял, это был Шоу…

— И ты согласился?

— Я чувствовал, что виноват перед ней. И решил, что не случится ничего страшного, если пару раз в неделю я буду ходить на чудодейственные сеансы. Доктор на них смог бы отдохнуть, а я почитать книгу или подготовиться к экзаменам. Я был наивным дураком…

— Ты попал под воздействие Эммы, когда встретился с Шоу? Поэтому не смог защититься? — Эрик подается вперед, ловя каждое слово.

— Нет. К тому моменту Эмма была уже слишком слаба, чтобы удержать контроль над другим телепатом. Она все еще могла поддерживать телепатический заслон, скрывающий мутантов и людей Шоу от чужих глаз. Он был не слишком прочный, но я ведь и не пытался сопротивляться ему, потому что не знал о нем.

Их беседа похожа на допрос, но Эрику нужно все знать.

— И долго она была в Церебро? — он чувствует отдаленный укол жалости к этой женщине, еще одной жертве больного психопата.

— Всего пару лет. У нее был потенциал, но Шоу не учел, что человеческий мозг, пусть и мозг телепата, не способен выдерживать такие нагрузки, которые дает Церебро. Ты… — Чарльз тяжело задышал, будто даже говорить об этом ему было невыносимо. — Твой разум как будто постоянно размазан по всей планете и вынужден каждую секунду анализировать происходящее, чужие разумы. При этом ты ощущаешь свое тело, тяжелое и прикованное к кровати, можешь двигаться, хоть и с трудом, видишь кого-то или что-то, с кем-то говоришь, если нужно. И постоянно плывешь в этом бесконечном анализе. Это как перебирать огромный мешок мелкой крупы, очень быстро и без возможности остановится хотя бы на секунду. Будто бы ты — это каждый житель планеты и никто конкретный одновременно. И тебе хочется все время собраться во что-то целостное, единое, но охват Церебро слишком огромен, чтобы это было возможно.

Он замолкает, чтобы вдохнуть. Его щеки красные, а пальцы судорожно сжимают покрывало. И Эрик понимает, что, скорее всего, Чарльз никому этого не рассказывал раньше. А если и говорил, то навряд ли кто-то из местных стариков или больных смог бы разделить с ним эти чувства.

Он встает с постели и наливает воды в стакан, чтобы дать Чарльзу.

— Спасибо.

Они молчат недолго. Чарльз успокаивает дыхание, чтобы продолжить. Его взгляд бесцельно блуждает по комнате, нервно перескакивая с одного безликого предмета на другой. Словно он и сейчас не может собрать себя воедино, теряясь в окружающем пространстве.

— В общем, Эмма сошла с ума. Не выдержала этого. Она и так продержалась слишком долго. Шоу искал ей замену, и я был просто находкой… — он крутит в пальцах стакан, рассматривая его прозрачное стекло.

— Эмма тоже была подростком?

Чарльз поднимает на него взгляд.

— Нет. Ей было около двадцати пяти, когда я оказался у Шоу. Он рассказал моей матери «правду». Что я опасный мутант, и он излечивает таких, как мы, от недуга… Я думал, что с помощью своей силы могу справиться с любым человеком, который попытается причинить вред мне или моей семье. Я был слишком наивен и поплатился за свою глупость… — Чарльз прикрывает глаза, и во всем его облике скользит сожаление, горьким пеплом оседающее на языке. — У него был чертов шлем из необычного сплава, защищавший его от моей телепатии. К тому времени, когда я понял, что имею дело не с каким-то психованным охотником за головами, а с тем, кто стоит у руля, было уже поздно…

Двенадцать лет поисков и убийств, бесполезного сопротивления, отчаяния только потому, что, будучи подростком, Чарльз оказался слишком самонадеян.

— Я слишком много возомнил о себе, забыл об осторожности и поплатился за это…

Он делает судорожный глоток воды из стакана.

— Ты был подростком, а Шоу — взрослым сукином сыном, который не гнушался использовать любые средства ради достижения своих целей. Я бы не стал возлагать вину на шестнадцатилетнего сопляка, не умеющего управлять своей силой.