Две стороны одной монеты (СИ)

«Не спорь с ним, Эрик! Ты должен просто согласиться. Твое упрямство может обернуться неприятностями. Прошу, доверься мне!»

Но Эрик не может послушать его совета. Нет. Его снова пытаются встроить в какую-то больную, нездоровую систему, как необходимый элемент. Сначала он был поломанным элементом — ненормальный шизофреник со странностями. Потом кем-то, кого починили и поставили на место, — полезным членом общества, примерным сыном, другом. И теперь Шоу, тот, кто однажды сломал его, возводит его дар в статус совершенной детали великого механизма, который оставляет за собой кровавый след уже второе десятилетие. И всем плевать на мнение самого Эрика, на самого Эрика. Важно, чтобы он был на своем месте, послушный системе, частью которой является.

— Черта с два я буду участвовать в этом дерьме.

Весь вид Шоу говорит о том, что ответ Эрика был самым ожидаемым событием сегодняшнего дня.

— Так просто говорить, когда на кону стоят абстрактные жизни и судьбы абстрактных людей. Какие-то мутанты, человечество, мир. Слова, которые говорят обо всем и ни о чем конкретном, верно?

Кто-то стучит в дверь, и Шоу разрешает войти. Мужчина в одежде медбрата передает ему сверток и молча уходит. Эрик даже не смотрит на гостя, он буравит взглядом Шоу в надежде просверлить дыру в его голове. Мысль о том, что он может прикончить ублюдка прямо сейчас, ввинтив в его голову да хотя бы эту перьевую ручку, назойливой мухой жужжит у лба. И только женщина с разумом телепата в голове напоминает Эрику о том, что Шоу не единственный участник всемирного антимутантского проекта.

— Я знал, что ты не согласишься, мой мальчик. Чарльз тоже сопротивлялся, когда впервые попал ко мне, — Шоу бросает веселый взгляд на Мойру, и Эрик видит страх на ее лице. Не просто страх перед тем, кто держал ее и Чарльза в плену много лет. Но перед воспоминаниями о том, на что способен этот человек…

— И именно поэтому я велел своему помощнику сделать для тебя небольшой подарок, который напоминал бы тебе о том, что на одной чаше весов лежит твое согласие, а на другой — жизнь твоей матери.

Шоу швыряет сверток Эрику под ноги, и тот отшатывается назад, хватаясь за стену. Мойра зажимает рот рукой, сдерживая вздох, и в голове у Эрика гудят чужие страх и сожаление. Его сила взвивается и опадает, отпуская все металлические предметы. Ноги делаются ватными, и комната слегка едет.

На полу, в холщовой, перепачканной кровью тряпке отрубленная кисть с тонким серебряным кольцом на среднем пальце. Тем самым, которое Эрик подарил матери на ее день рождения.

За спиной у Шоу загорается экран монитора, и Эрик сквозь морок перед глазами видит их квартиру, и мать, лежащую на диване, с забинтованной рукой…

— Не волнуйся, ей оказали квалифицированную помощь. Она будет жить. Нам ведь нельзя терять такого ценного человека, как Эдди Леншерр, правда?

Эрик почти не слышит слов Шоу. Его трясет от осознания, что эти твари посмели причинить его матери боль, пока он, находясь за километры от нее, не мог сделать ничего, чтобы ей помочь.

— Вижу, ты впечатлен, мой…

— Зачем ты это сделал?! Он бы согласился! Я бы уговорил его! — Мойра кричит, и Эрик дергается от ее крика, забыв вообще, что, кроме Шоу, здесь есть кто-то еще.

— Чарли, Чарли. Конечно же, Эрик согласится. Без всяких уговоров и просьб. Потому что если он откажется, сбежит или попытается сделать что-либо еще, что помешает моему плану, его мать будет мучиться очень и очень долго.

Эрик смотрит на Шоу. Их взгляды встречаются. Один — насмешливый и властный, второй — полный отчаянной злости.

— Я дам тебе время подумать, Эрик. Пообщаться с Мойрой. Я думаю, ей есть что тебе рассказать. И когда я вернусь, тебе лучше принять верное решение, потому что я не тот, кто объясняет дважды. А твоей матери будет не слишком удобно жить без обеих кистей рук или, скажем, без одной стопы?

Эрик взвивается. Ему кажется, что у него внутри не кровь, а огненная лава. И весь металл в комнате тут же начинает стекать на пол, не выдерживая этого жара. Он подлетает к Шоу, хватая его за шею и невнятно рыча. Все, чего ему хочется — убить эту тварь, стереть с его лица эту проклятую улыбку, разорвать его горло зубами, если понадобится. Мойра вскрикивает: ее кресло наклоняется, и она почти падает, но Эрик не видит этого. Он останавливается только тогда, когда понимает, что Шоу держит в руке рацию и жмет на кнопку, а на экране за его спиной мужчина в черном хватает его мать за лодыжку и тянется к кинжалу.

Эрик разжимает руки неимоверным усилием воли, и Шоу довольно ухмыляется, глядя на то, как он тяжело дышит, словно загнанный зверь, и пытается обуздать свою силу. Мойра держится за столик, чтобы не упасть на пол окончательно: правое колесо ее кресла совсем погнулось, но мужчины смотрят только друг на друга.

— Я вернусь ровно через час и с превеликим удовольствием отвечу на все твои вопросы. А пока наслаждайтесь обществом друг друга. И тебе, Эрик, лучше поторопиться с принятием решения, ведь выбора у тебя особо нет.

Шоу выходит из кабинета, захлопнув дверь. Эрик продолжает стоять на месте. Он дышит так глубоко, что у него начинает кружиться голова. А может, она кружится от осознания, что только что его мать чуть не покалечили во второй раз, потому что он не смог сдержать свой гнев?

Спаситель мутантов… Убийца мутантов… Он всего лишь преподаватель генетики в колледже, всего лишь тот, кто полжизни считал себя больным, а еще часть — искал доказательства того, что это не так. Та ночь в парке навсегда осталась в его разуме кровавым следом жестокой действительности, о которой он тогда еще ничего не знал. Но чувства и воспоминания притупляются, как условный рефлекс затухает, если не получает подкрепления.

Он неосознанно трет пальцы, чтобы вспомнить ощущение еще теплой, густеющей крови убитой мутантки. Но ничего не чувствует. Только липкий пот на подушечках, напоминающий о том, где он и что только что случилось. Ему больше не нужны воспоминания, чтобы верить в существование мутантов и группировки Шоу, которая охотится на них. Теперь он часть этой истории. И он так же беспомощен, как и тогда, в парке.

— Эрик. Пожалуйста, слышишь меня?

Голос Мойры дрожит, и Эрик заставляет себя оторвать взгляд от монитора. Мужчина в черном отошел от его матери, оставив ее в покое.

Мойра почти съехала с кресла, и Эрик слабо шевелит пальцами, заставляя металл вернуться в его привычную форму, чтобы женщина могла сесть.

— Спасибо.

Он смотрит на ее неуклюже подогнутые ноги, с которых съехал плед. И вдруг понимает, что одной стопы у нее нет. Но прежде, чем он успевает убедиться, Мойра накидывает плед обратно, скрывая свою травму.

Они встречаются взглядами.

— Не сопротивляйся ему. Сопротивление делает только хуже. Ты должен согласиться — ради своей мамы, Эрик. Он все равно сломает тебя… — голос Мойры срывается, и Эрик чувствует, как его накрывает безысходность ситуации.

Он вынужден замереть, чтобы не выдать себя, когда голос Чарльза звучит в его голове. Потому что в кабинете Шоу тоже висят камеры, и он уверен, что психованный ублюдок наблюдает за ними…

«Мне так жаль, что это случилось с твоей мамой, Эрик. Прости, я ничем не могу помочь ей… У нас мало времени. Шоу не оставит нас наедине надолго. Он не доверяет мне, хотя и уверен, что я не могу использовать свою телепатию на тебе».

— Это… Он сделал это с тобой? — Эрик кивает на ее ноги. Он вынужден что-то сказать, потому что его молчание затягивается.

Мойра кивает и отворачивается к окну, закусив губу.

«Слушай меня внимательно. Шоу хочет подключить тебя к Церебро. Неважно зачем. Ты сможешь взломать машину изнутри, если впустишь меня в свой разум, убрав барьер…»

«Что? Барьер? Но ты и так говоришь со мной!»

«Я могу общаться с тобой только тогда, когда ты пользуешься своей силой или готов вот-вот ее применить. Твое магнитное поле меняется и впускает меня. В здании с Церебро у тебя не будет возможности выпустить свой дар. У Шоу есть сыворотка, он вколет ее тебе, чтобы подавить силы перед подключением. Но это не все. Церебро для меня — слепая зона. Я не могу использовать телепатию в радиусе двухсот метров от него. Когда тебя подключат к машине, ты должен быть открыт для меня. Это единственный момент, когда я смогу к тебе подключиться и когда ты сможешь взломать машину с моей помощью. Если ты не откроешься мне, если мы не успеем… Машина возьмет власть над твоим металлокинезом в своих целях, ты уже не сможешь управлять своей силой, и твой разум больше не будет принадлежать тебе. Нельзя проникнуть в то, чего не существует, Эрик…»