Красная - красная нить (СИ)

Те растягивались, словно фирменная жвачка-«Ригли» – практически до бесконечности.

- Милый, я ухожу, – донеслось из-за прикрытой двери, и я, в какой-то момент ушедший в странные размышления и мысли ни о чём, подпрыгнул на кровати. Вскочив со сбитого покрывала, уверенно направился в коридор – я был обязан проводить маму, чтобы успеть доделать все «чёрные делишки» до того, как мне придётся бегом уходить из дома.

Мама была прелестна. Невысокая и с тёмными волосами чуть ниже плеч, в платье кремового цвета и тёмно-коричневом кашемировом пальто, в замшевых полусапожках – апрель в этом году выдался на редкость капризным и неустойчивым, – она была чудо как хороша. Я улыбнулся.

- Отлично выглядишь, мам, – пришлось подойти и обнять её, потому что невозможно игнорировать женщину, которая настойчиво протягивает к тебе свои аккуратные ручки. – Леону привет.

- Ты уверен, что так и не хочешь присоединиться к нам как-нибудь на выходных? Мы бы взяли с собой Клэр тоже… – мама завела любимую шарманку на тему сделать из нас одну большую счастливую семью. Не то что я был особо против, просто на данный момент мне было совершенно не до того. И без маминого ухажёра проблем хватало настолько, что я еле успевал выныривать из них, чтобы глотнуть воздуха на поверхности. Перед очередным нырком в непроглядные глубины…

- Ма-ам… У меня сегодня концерт. Важный концерт, не школьный, а на нейтральной площадке. Потом весенние тесты. Потом конец учебного года… – я не знал, как ещё объяснить, что предложение несвоевременно. Меня до сих пор немного потряхивало от волнения, что я притащил за собой из комнаты. – И вообще, я переживаю. Между прочим.

- Милый, у тебя всё получится, – сказала она, крепче притягивая мою голову и целуя в макушку. На каблуках у неё это получилось. – Как бы не хотела я говорить об этом, но эту черту отца у тебя не отнять. Эта ваша музыка – свихнуться можно, – то, что заставляет тебя быть упертым и подключать все свои внутренние резервы. Вот бы ты учился столь же настойчиво, Фрэнки, – она устроила мечтательную паузу в своём монологе.

- Нормально я учусь, – пробурчал я в её плечико, спрятанное под кашемиром. Мамины духи… Они мне на самом деле нравились. Я не разбирался в них, механически запоминая названия флакончиков в коридоре. Да и это делал с непонятной целью. Но этот аромат не спутал бы ни с чем другим. Впрочем, только на маме он лежал так – по-родному, тепло и обволакивающе. Я отчего-то был уверен, – ни на какой другой женщине он не произведёт должного эффекта.

- Нормально, разве я с этим спорю, – я слышал, как она грустит сквозь улыбку. – Нормально, но не так упорно и настойчиво, как убиваешь часы за своей музыкой, так ведь, Фрэнки?

С этим было сложно спорить. Всё же от зубрения тем и бесконечных прорешиваний тестов я получал много меньше удовольствия.

- Ладно, милый. Мне пора, – она чуть отстранила меня, чтобы заглянуть в глаза. А я смотрелся в её – почти такие же тёмно-вишнёвые, как, по её уверениям, были и у меня. Наверное, это здорово, когда у тебя мамины глаза. – Пусть на сегодняшнем фестивале ваша группа будет лучшей. Жаль, что я этого не увижу, но ты обещал пригласить на следующее выступление, – она смотрела так, словно выискивала у меня на лице подтверждение своим словам. Я натянуто улыбнулся и кивнул. Волнение, растаявшее было в её объятиях, возвращалось с новой силой. – И никаких ночёвок сегодня, хорошо? Я вернусь до полуночи.

Вздохнув, я кивнул. Последнюю неделю мы и так задерживались допоздна, репетируя. Я почти не виделся с мамой, и она взяла с меня слово – после концерта неделю быть пай-мальчиком и маменькиным сыночком. Мне дорого это обошлось, видит Бог.

- Удачи, Фрэнки, – хоть я и уворачивался (странная подростковая игра), она всё же поцеловала меня в щёку.

- И тебе удачи, мам, – улыбнулся я, растирая кожу ладонью и показывая ей язык. Получив свой заслуженный щелбан и подав ей сумочку, посчитал миссию «проводить» выполненной.

Если бы мама видела, с каким выражением лица я начал метаться по квартире минутой спустя, она бы изрядно удивилась.

Сначала я кинулся в ванную – на поиски чёрного карандаша. Господи, никогда в жизни я не занимался ничем подобным. Ничем настолько смущающим и странным, мягко говоря. Стоя перед зеркалом, перегнувшись через край раковины, отчего тот неприятно и холодяще упирался в живот, я пытался как-то обвести контур глаз – «на пробу» и чтобы потренироваться. От усердия – это я заметил позже и немало с себя поржал – мой язык оказался высунутым между зубов, а свободной от карандаша рукой я пытался оттянуть край глаза. Та жуть, что получилась, едва я отпустил кожу, заставила меня содрогнуться. Жирно, криво, я был похож на какого-то блядского зомби. Блядского потому, что какой нормальный зомби красится перед выходом в свет? А синевы и кругов под глазами мне и своих хватало…

Чертыхнувшись, я намылил пальцы и стал активно смывать неудавшуюся попытку, от чего пена неизбежно проникла между век и дьявольски защипала.

- Чёрт! Блять, да что же это за… – я ругался, понимая, что времени всё меньше, а я ещё не собрался до конца.

Прихватив карандаш с собой, вытерся и бегом побежал в комнату. Глаза слезились…

Белая хлопчатобумажная блузка с нехилыми выточками в районе груди, смело замененная мной на рубашку с длинным рукавом, галстук в косую бордово-чёрную полоску, плиссированная юбка и женский жакет, который я, от греха подальше, также заменил на свой форменный мужской пиджак… Что-то ещё… Чего-то не хватает.

Сбоку на стуле сиротливо лежали чёрные гольфы с тёмно-бордовой полоской по краю.

Майки заставил меня стать тёмно-пунцовым, когда я, как самый невезучий лузер, проигравший в «камень-ножницы-бумагу», попёрся с общими деньгами в отдел женского белья покупать чёртовы гольфы для всей группы. Я трясущимися руками доставал из кармана смятые баксы, в то время как эта банда везучих мудаков корчила рожи из-за стеклянной витрины. В другой раз я бы тоже посмеялся, но мне пришлось говорить с милой девушкой за прилавком, а ещё – старательно отворачиваться от кружевных трусиков и лифчиков прямо перед моим носом. Почему-то от них мутило сильнее всего. Честно, я надолго запомнил тот поход в молл. Это был ни с чем не сравнимый драгоценный опыт (по словам грёбанного Уэя-младшего).

Я содрогнулся, припоминая и эту историю, и счастливые и даже местами (совсем чуть-чуть, но всё же!) сочувствующие лица. Я содрогнулся ещё больше, представляя себя (да что уж там, всех нас) на сцене перед сотнями школьников со всего района в этих пока что безобидно лежащих на кровати шмотках…

Это будет эпохально.

Либо эпохальный концерт, либо, что более вероятно, столь же эпохальный провал. Чёрт. Зачем мы вообще согласились на эту форму? Теперь поменять что-то просто невозможно.

Да и Блом одобрил… Грёбаный извращенец. Хотя это немного грело. Не то, что он извращенец, а то, что в случае проблем по шапке будет получать этот самодовольный индюк. За то, что он решил прикрыть наши сумасшедшие задницы, я не переставал его уважать. Ни на минуту.

Я был у дома Уэев через полчаса. Мы договорились собраться там, чтобы отправиться к старшей школе Лейфеца всем вместе на автобусе. Фестиваль проходил именно там, потому что эта чёртова школа считалась крутой, имела самую лучшую аппаратуру и огромный зал для мероприятий. Собственно, как музыкант я не был против, но… Дома ведь и стены помогают?

Открыл Торо. Видимо, пришёл совсем немного раньше меня. Я скинул куртку и прошёл, с кухни из-за стола отсалютовали кружками Том и Дерек. Майки спускался по лестнице.

- Фрэнки! – счастливо завопил он. – Ты чувствуешь запах славы, разлитый в воздухе?

Я честно принюхался. Пахло мятным чаем – наверное, его пили парни, – и чьими-то не вполне свежими носками.

- Не уверен, что у славы запах именно такой, – улыбнулся Рэй, приобнимая меня за плечо. – Ну как, жопа горит, чувак?

- Горит не то слово, – угрюмо согласился я. – Как бы на сцене не обделаться.