Нет вестей с небес (СИ)

Джейс знала это и тогда, понимала, что не получит ничего, кроме еще одного предательства, но она и не просила доверия. Только первый раз оказался неприятным и каким-то безлико скучным, переполненным ее отчаянием и желанием сделать себе еще больнее, сделать больнее за то обманутое доверие, за то дикое разочарование перед померкшим идеалом. За свою глупую веру в идеальность их семьи. Поделом, пусть будет еще пакостнее. Поделом, в сердце пусть еще больше ран. Месть себе, не страсть.

А то, что с ней рядом находился объект ее девичьих грез, осознавалось тогда как-то слабо, и не несло ничего. Сотворила что-то запретное? Раньше времени? Да некому стало запрещать. Вот только потом она вспомнила об отце.

И возненавидела себя, понимая, что предает его так же, как мать, рушит его мир. И она не сказала об ошибке, а ошибка, к счастью, молчал, очень скоро забыв об очередном увлечении. Она скрыла ото всех, но ненависть к себе осталась. Она не знала, чем и как могла искупить это предательство перед братом и отцом. Почему считала предательством, сказать не могла. Просто знала. Казалось, будто душу продала.

Потом, уже совсем недавно, где-то год назад ей повезло повстречаться с достаточно богатым и приятным импозантным юристом лет сорока. И он ей даже нравился, показывал, какой бывает вроде настоящая романтика. А то, что, ночью вновь все казалось безликим и скучным, Джейс списывала на его возраст. Она не могла понять, почему весь мир придает такое большое значение этому «процессу», удивлялась, что там вообще может быть интересного, но с мужчиной периодически встречалась, и даже робко ждала от него предложения. Они говорили об искусстве, он насмехался порой над тем, как мало она знает, хотя пыталась поступать на искусствоведа. И она охотно признавала, что это была дурацкая идея, по сути, признавая, что она ни на что не годное жалкое существо. Так это отзывалось в ее сознании. Но встречались, и она ему почти доверяла. Она хотела ведь семью, настоящую, без лжи и недоговорок.

А потом оказалось, что он женат и у него уже двое детей. Неприятных разбирательств Джейс желала меньше всего, уводить человека из семьи тоже, начинать новую жизнь со лжецом тем более. Да он и сам скоро куда-то исчез, просто перестал звонить и все. Предал. Тоже предал. Изначально лгал ей. Но к тому времени она уже не ждала от людей ничего, кроме лжи. Она научилась ничего не ждать от людей, тогда и разочаровываться не приходилось, только плыть дальше куда-то в неизвестность вдоль серых дней. И вот приплыли… То есть, как наставила Дейзи, дошли. На проклятом корабле, груженом наркотиками.

И небо глядело, не внемля борьбе, но люди стремились, живя во сне.

Если бы она продолжила разбирать недра своей памяти, самые запретные ее уголки, так, видимо, и застала бы ночь на вершине. Но с пляжа донеслись звуки выстрелов.

Джейс вскочила, тряся головой, поглядела через прицел: враги сражались с ракьят на песчаной косе за холмом с радиовышкой.

Комментарий к 99. Паутиной заткано небо Вот-с, полагаю, в следующей главе экшн.

А это был один из очень важных флешбеков.

====== 100. В прицеле ======

Ну, а если уж цель — то должна быть в прицеле…

© Афазия «Снайпер».

Девушка в момент вынырнула из-под маскировочной сетки. Выстрелы… Слух не обманывал ее, оставалось только понять, откуда.

С вершины округа просматривалась на несколько километров: соленый залив, реки, разбросанные в сложной водной системе островки и полуострова. Но выстрелы доносились с северо-западной стороны, за вышкой. Снайпер заметила там среди валунов и редких прибрежных пальм небольшой причал и полуразрушенную лачугу рыбака. Вряд ли там кто-то жил, наверняка покинул свое пристанище, когда возле него произошло столкновение, если, конечно, успел. Из-за особенностей холмистого ландшафта не удавалось рассмотреть, сколько противников сошлись за пусть небольшой, но стратегический объект возле причалов, только из-за пальм и угла дома показывались люди в красных майках, несколько спрятались на той стороне, которую не видели ракьят, зато которая прекрасно просматривалась с вышки, прижимаясь к деревянной стене лачуги. Они и не знали, что за ними следит снайпер.

Это был ее шанс, отличный шанс. Глаза яростно загорелись. На этот раз она не желала просто убивать, не от злости, не от обиды, а ради помощи союзникам. Приходилось действовать наверняка, надеясь, что дальности потрепанной винтовки хватит, чтобы преодолеть высоту вышки и еще несколько метров. А оптика не подводила, в прицеле мелькнуло тело. Не тело, красное пятно. И зачем они так рядились? Выслеживать в джунглях их оказывалось проще, видимо, чувство превосходства пересиливало осторожность. Да они и не мыслили, отравленные тем же товаром, что продавали.

Когда спускала стремительно курок, снайпер не думала, что убивает, ни разу. Осознание убийства приходило к ней ночью, но и по ночам не удавалось до конца домыслить этот поступок, потому что усталость брала свое, так что разве только иногда в дороге она осознавала, что вершит нечто злое по самой природе, но необходимое, чтобы не приключилось еще больше зла. И тени врагов не преследовали ее, только тени двоих ракьят, убитых руками Вааса… И ее…

Она нашла в прицеле цель, она спустила курок, услышав после короткого хлопка выстрела только звон отлетевшей гильзы, звякнувшей о сетку, служащей полом площадки на вершине, да, кажется, улетевшей вниз через нее. Вот и все, хлопок и тихий незаметный звон полого кусочка металла. Ни предсмертного стона, ни запаха крови. От этого избавлены снайперы, это не ножом, когда буквально с ног до головы обдает духом смерти. А здесь только через новый взгляд в прицел можно понять: вот сползло тело вдоль деревянной стены, обагрив ее разводами — это убийство, это смерть.

Вот второй пират подскочил на месте, выискивая врага, судорожно размахивая по сторонам дробовиком, направляя его в заросли, не забывая о перестрелке, которая велась с другой стороны жилища. Он-то только хотел напасть, стрелял из-за дома, не ожидал, что с тыла выстрелят, и тем больше ужасался, когда понимал, что не видит, откуда стреляли. Да, все верно, он оказался пойман в холодный глаз окуляра, который беззастенчиво мерцал на солнце, но до вышки врагу не хватило бы дальности, дробовик, которым он был вооружен, на такое расстояние точно не стреляет.

А снайперу дальности хватило. От секундного превосходства захватывало дух, но лицо девушки оставалось непроницаемо суровым, и все мысли сковала сосредоточенности на цели. В бою нельзя ни о чем мыслить, кроме боя. Ни о сути убийства, ни о трагедии войны. К чему мыслить о том, перед чем предстал лицом к лицу?

Враг метался по зарослям, не покидая укрытия в виде стены лачуги и валунов, лицо его четко не представало, но явно, что в глазах отражался страх, об этом говорил весь его вид. Недолго осталось бояться, поймать бы только в прицел. Снайпер на всякий случай как можно тише, хотя все джунгли гудели на разные голоса от выстрелов, изменила позицию, вскидывая поудобнее винтовку, теперь уже стоя, а не с колена.

Зубы ныли от напряжения, особенно когда снова глядела в прицел, перехватывая нервно левой рукой вдоль цевья. Счет велся на секунды. В движущуюся цель попасть нелегко.

Но вот враг снова прижался спиной к стене, отвлекаясь на воинов племени. И это стало его роковой ошибкой, потому что красная майка блеснула на миг слишком ясно возле почерневшего дерева дома, который через мгновение вновь обагрила свежая кровь. И снова тишина. Гулкий, ни с чем не сравнимый, хлопок выстрела, и даже звон гильзы не был слышен.

Джейс открыла левый глаз, отводя на короткое время от правого прицел, отчего пространство распалось на два странных вида: левым глазом — стандартный вид панорамы вокруг, правым — приближенный фрагмент из этой панорамы, фрагмент боя, выхваченный объективом прицела, перенесенный через окуляр. А у биатлонистов другие винтовки… И ощущение от стрельбы другое. Но жизнь заставила, и девушка научилась. Хоть чем-то оказалась полезна. Верная рука, сильные ноги, зоркий глаз — все остальное само пришло, когда пришлось.