Корни Гедониста (СИ)

========== 10. Эсгаротское вино ==========

Сытно поужинав привезенной охотниками добычей и всевозможными хоббичьими разносолами, Глорфиндель, Трандуил и Амдир пили вино, устроившись у большого камина. Важный толстый хоббит, распорядитель трапез, стоял чуть поодаль, зорко следя за слугами, бесшумно входившими и выходившими из каминного зала. Глорфиндель отослал церемонных виночерпиев и сам то и дело подливал себе крепкого пряного вина, на все лады расхваливая эсгаротских виноделов. К вину подали сыр и сласти: прозрачные ломтики вяленых фруктов, орехи в меду, крохотные вазочки с джемом и маслом и к ним — солоноватое сухое печенье. Амдир, большой любитель сладкого, намазывал масло и джем на печенье и почти не притрагивался к вину, зато Глорфиндель пил за двоих. Он уже осушил один кувшин и принялся за второй, а господин распорядитель сделал знак мальчишке-хоббиту на всякий случай сбегать за третьим.

— Эх, знатное винцо у Орофера! — приговаривал Глорфиндель. — Для зимней поры — самое то, всё нутро прогревает! Помнится, мы в дозоре только вином и спасались. Ты, Ороферион, верно, и не знал никогда настоящего холода. А мои ребята и в снег, и в лютый мороз на посту стояли, да еще и вражьих лазутчиков отстреливали. Как-то завидел один из дозорных — славный был малый, жаль, что погиб рано, — отряд орков, подал, значит, условный сигнал — ну, мы ноги в руки и вперед, на защиту тайного прохода. А тут как назло такая метель разыгралась…

Амдир закрыл книгу, которую прежде читал.

— Время позднее, — сказал он, поднимаясь. — Пожалуй, я вас покину. Слишком много времени провел я в походах — и потому хочу хотя бы ненадолго забыть о сражениях и кровопролитии. А вот юному принцу, напротив, будет интересно послушать твои рассказы, Глорфиндель. Доброй ночи вам обоим… И вам доброй ночи, достопочтенный господин распорядитель, — он повернулся к хоббиту. — Благодарю за прекрасный ужин.

Толстяк-хоббит низко склонился перед Амдиром — причем сделал это с таким достоинством, что казалось, будто он вовсе не слуга, а король, принимающий у вассала клятву верности.

Амдир вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь. Прислушавшись, Трандуил различил его удаляющиеся шаги. Они становились всё тише и тише и, наконец, совсем потерялись в приглушенных голосах, скрипах и шорохах засыпающего дворца. С уходом Амдира Трандуил почувствовал себя свободнее. Присутствие лучшего друга отца — пусть даже тот не делал принцу никаких замечаний и вообще как всегда был немногословен и тих — всё же странным образом сковывало Трандуила. При Амдире он опять становился отроком-пажом, робеющим перед взрослыми эльфами; словно он, как в детские годы, проводил вечер под присмотром лорда-воспитателя Аронмира, строго следящего за своими юными подопечными.

Глорфиндель, похоже, догадался, что испытывает сын короля.

— Рад, Ороферион, что отцов приятель почивать ушел? — он хлопнул Трандуила по колену. — Да-а-а, при Амдире не больно-то побалагуришь. Сидит со своей книжкой, не пьет, сычом глядит, всё-то ему не в радость. Разговоры о битвах, вишь ты, надоели. А о чем еще говорить славным мужам, как не о битвах? Эх, вот что делает с нами время, — Глорфиндель сокрушенно покачал головой. — Быть может, на поле боя Амдир по-прежнему знатный рубака, а как снимет доспех да смоет с себя грязь сражений — сразу скучный какой-то становится, квёлый. Ну не лежит у меня душа к Ороферову полюбовнику, и всё тут. Что это за эльф, который от битв да от ратных подвигов нос воротит? Уж не знаю, чем он твоему отцу так глянулся. Может, оно у них так, по молодости случилось… А и в юности, как я припоминаю теперь, Амдир был не шибко весел — это Орофер его всё тормошил, за собою таскал, души в нем не чаял. Вот она какая, любовь эта самая — к кому сердцем прилепишься, одному Илуватару ведомо. Да что я на Орофера дивлюсь? Сам таким был. Жил у нас в Гондолине один знатный лорд, змеюка каких поискать: что ни слово у него, то стрела вострая; а вот, понимаешь, полюбился он мне — мочи нет, — захмелевший Глорфиндель вздохнул. — Ух и изводил он меня, ух изводил! Иногда, казалось, схватил бы его да от… отдубасил со всей силы — а не тут-то было. Хотел бы проучить — да с места не мог сдвинуться. Всё глядел на него, налюбоваться не мог… — Глорфиндель опять вздохнул и потянулся за кувшином. — Давно это было. С тех пор чего только не приключилось со мною… Забыть бы о нем — а нет, до сих пор сидит заноза, — он постукал себя кулаком по груди. — Как вспомню, так прямо… Эх… — Глорфиндель отвернулся к камину и, уставившись в огонь, надолго задумался. — Вот ты, Ороферион, слушаешь меня и, небось, думаешь: совсем дядька Глорфиндель раскис, расчувствовался… А? Верно я говорю? — Глорфиндель рассмеялся. Не дожидаясь ответа, он продолжил: — А я вот погляжу на тебя, парень, когда тебя самого прямо в сердце ранит. Вспомнишь тогда мои слова! — последнюю фразу Глорфиндель произнес так, словно это был тост — и правда, нетвердой рукой отсалютовав кубком, осушил его до дна.

А Трандуил задумался. Его удивило и смутило то, что сказал Глорфиндель. Прежде принцу казалось, что он влюблен в отца, потом — что в Келеборна, но теперь, после путаного рассказа Глорфинделя, Трандуил вспоминал свои чувства и ощущения и осознавал, что ни одно из них не было похоже на ту любовь, о которой так проникновенно говорил гондолинский герой. Юного наследника короля охватило разочарование. Ему почудилось, будто, забавляясь с пажами, добиваясь благосклонности отца, наслаждаясь заботливой любовью Келеборна, он упустил нечто важное — нечто доступное далеко не каждому. Но уж ему, самому принцу Трандуилу, сыну великого короля Орофера, оно должно, непременно должно открыться! Он с надеждой посмотрел на Глорфинделя. Возможно, он и есть тот, кому Трандуил отдаст свое сердце. О лучшем возлюбленном и мечтать нельзя: знаменитый герой, ниспровергатель балрога, славный воитель легендарных времен, заслуживший милость Валар и вернувшийся из благословенной земли с силой, равной силе самих Майар… Грезя о своей будущей любви, Трандуил не успел отвести взгляд, когда Глорфиндель повернулся к нему.

— Что смотришь, Ороферион? Знаю-знаю, о чем ты помышляешь, — от избытка чувств Глорфиндель схватил Трандуила за загривок и слегка потряс. — Одно распутство у него на уме. Весь в отца! — он опять взялся за кувшин, наклонил его — оттуда не вылилось ни капли — потряс, заглянул в горлышко и, убедившись в том, что кувшин пуст, развязно крикнул распорядителю: — Эй, братец хоббит! Вели-ка подать нам еще вина!

— Уже поздняя ночь, мой господин, — произнес толстяк невозмутимо. — В такой час винные погреба запираются.

— Ну так вели их отпереть!

Толстый хоббит заложил руки за спину, выставив кругленький живот, обтянутый узорчатым шелковым жилетом с золотыми пуговицами. Глядя на Глорфинделя сверху вниз — благо, статный гондолинец сидел в низком кресле — хоббит заявил:

— Я распорядитель трапез, господин. У меня нет ключей от винных погребов. Ими заведует мой кузен, Мастер над погребами, а он, насколько мне известно, уже отошел ко сну.

Глорфиндель переглянулся с Трандуилом.

— Что за упрямый народ эти хоббиты! — сказал он. — Ну да ладно, наверное, с меня уже хватит. Ай да винцо! С ног сшибает! — он встал и попытался сделать несколько шагов, но покачнулся и схватился за каминную полку. — Да-а-а, Ороферион, твой отец знает толк в вине. Давненько меня так не пронимало… Ну-ка, парень, поди сюда, — он притянул Трандуила к себе. — Придется тебе прийти мне на выручку. Ты вроде выпил поменьше моего… А что? Мои ребята в Гондолине всегда помогали друг другу — как говорится, и в бою, и в пиру. Отчего бы не подставить плечо ослабевшему товарищу? Славно мы тогда пировали… Каждую победу праздновали так, что все горы трясло, ха-ха! Нынче уже не то… Вроде и вино крепкое, и юноши славные, а всё же совсем не так, как раньше, — опираясь на плечо Трандуила, Глорфиндель неверной походкой двинулся к отведенным ему комнатам. — Помнится, однажды взяли мы в плен целый отряд врагов… И все-то бойцы в том отряде оказались совсем еще молодые орки… Связали мы их, а что дальше делать — не знаем. Были бы настоящие воины, уродливые да злобные, так мы бы их недолго думая за шкиряк — и в пропасть. А этих жалко: сосунки ведь, жить бы еще да жить… И рожи симпатичные вдобавок — ну, на орочий манер, ясное дело. Вот я и говорю своим ребятам…