Путешествие по Средней Азии

считал себя счастливым уже потому, что не надо было больше постоянно бояться

разоблачения и мученической смерти, потому что нигде больше не сомневались в

том, что я - хаджи.

Все ханство Меймене в населенной своей части - 18 миль в ширину, 20

миль в длину. Кроме столицы в нем десять деревень и иных населенных пунктов,

из которых самые значительные - Кайсар, Кафиркале, Альмар и Ходжакенду.

Жителей, подразде-ляемых на оседлых и кочевников, насчитывают до ста тысяч,

по национальности это большей частью узбеки из племен мин, ачмайли и дас,

которые могут выставить 6-8 тысяч всадников на хороших конях и хорошо

вооруженных, отличающихся, как уже упоминалось, необыкновенной храбростью.

Нынешнего власти-теля Меймене зовут Хусейн-хан, это сын Хукумет-хана,

которого его родной брат, дядя теперешнего правителя, здравствующий и

поныне, приказал сбросить со стен цитадели, для того чтобы, по его

собственным словам, поставить во главе всех дел более способного сына. Но

так как Хусейн-хан был еще недееспособен, нетрудно разгадать побудительные

причины этого гнусного убийства; хотя Мирза Якуб (так зовут любезного

дядюшку) играет роль везира, все знают, что Хусейн-хан - всего лишь ширма.

Впрочем, молодого властителя в Меймене любят больше, чем его дядюшку.

Даже у нас его назвали бы человеком приятной наружности, а в глазах узбеков

он настоящий Адонис. Поддан-ные хвалят его за добросердечность и забывают о

жестоком законе, согласно которому вместо телесного наказания или *[185]

*денежного штрафа хан может любого из них отправить в Бухару на невольничий

рынок. Ханы Меймене взяли за правило каждый месяц препровождать некоторое

число таких несчастных в Бу-хару, и здесь это никому не кажется странным,

потому что таков древний обычай.

Город Меймене расположен в горах и становится виден только тогда, когда

ехать до него остается не более четверти часа. Он крайне грязен, дурно

построен и состоит из 1500 глиняных хижин, трех глиняных мечетей, двух

кирпичных медре-се и базара, тоже построенного из кирпичей и готового

вот-вот развалиться. Жители-узбеки, но наряду с ними есть таджики, гератцы,

до 50 семей евреев, несколько индийцев и афганцев. Все они пользуются равной

свободой, и их нимало не беспокоят религиозные и национальные различия. Что

касается Меймене как крепости, то ни в простых городских стенах и рвах, ни в

цитадели, находящейся в западной части города, мне не удалось увидеть ту

исполинскую твердыню, которая смогла противостоять обученной по английскому

образцу афганской артиллерии и всей мощи Дост Мухаммад-хана. Земляные

горо-дские стены имеют в высоту 12 футов, в ширину - 5 футов, ров неширокий

и не особенно глубокий, цитадель, правда, стоит на одиноко возвышающемся

высоком и крутом холме, но побли-зости есть другие, более высокие горы, и с

них одна батарея в течение нескольких часов может превратить ее в груду

разва-лин. Поэтому весьма вероятно, что прославленная сила Меймене

заключается не в его стенах и рвах, а скорее в храбрости его защитников. В

узбеке из Меймене с первого взгляда можно распознать бесстрашного наездника,

и поспорить с ним мог бы только узбек из Шахрисябза. Решительный,

воинственный харак-тер жителей этого маленького ханства, да к тому же еще

горный перевал у реки Мургаб всегда будут доставлять немало труд-ностей

афганцам и прочим завоевателям, которым вздумалось бы подойти к Оксусу с

юга. Укрепления Керки могут оказать очень слабое сопротивление; кто захочет

взять Бухару, должен разрушить Меймене или заручиться его дружбой.

В Меймене нашего керванбаши и наиболее важных купцов нашего каравана

задерживали не трудности с таможенными пошлинами, а личные интересы. Они

хотели дождаться по крайней мере двух-трех конных базаров, так как тут

прекрасные и очень дешевые лошади, которых доставляют на рынок узбеки и

туркмены из соседних областей; отсюда их вывозят большей частью в Герат,

Кандагар, Кабул, а часто даже в Индию. Лошади, которых, как я сам видел,

продавали в Персии за 30-40 дукатов, здесь стоят 100-160 тенге (14-15

дукатов), и даже в Бухаре, Хиве и Карши мне не приходилось видеть, чтобы

таких прекрасных лошадей продавали по столь низкой цене. Однако базар в

Меймене богат не только лошадьми, он предлагает большой выбор плодов земли и

изделий местной промышлен-ности, например ковров и материй из овечьей и

верблюжьей *[186] *шерсти, изготовляемых туркменскими и джемшидскими

жен-щинами. Весьма значительную роль играет вывоз отсюда в Персию и Багдад

кишмиша (сушеного винограда), аниса и фисташек, которые стоят здесь 30-40

тенге за центнер.

Спустя восемь дней я пошел к каравану, чтобы узнать, когда он двинется

в дальнейший путь. Здесь я, к своему удивлению. услышал, что они целый день

искали меня для того, чтобы я помог освободить четырех руми, арестованных по

приказанию ханского дядюшки, так как, согласно вынесенному судьей

при-говору, с них можно было снять подозрение в том, что они беглые рабы,

только в том случае, если заслуживающий доверия свидетель подтвердит

истинность их турецкого происхождения. Но прежде чем отправиться к хану, я

хочу представить читателю моих "соотечественников", так как иначе я забыл бы

этих в высшей степени интересных людей. Это были не кто иные, как арестанты,

бежавшие через необъятную Киргизскую степь в Бухару из Тобольской губернии в

Сибири, где они восемь лет прожили в ссылке на тяжелых работах, надеясь из

Бухары вернуться через Герат, Мешхед, Тегеран и т.д. в Гюмрю

(Елизаветполь)^118 . История их бегства и прочие приключения очень длинны,

поэтому постараюсь изложить их вкратце.

Во время последней русско-турецкой кампании они офици-ально, а скорее

всего, на свой страх и риск занимались грабежом (чапаул) на Кавказе и попали

в руки русскому военному патрулю, а затем, как они того заслуживали, были

отправлены по этапу в Сибирь. Там они днем валили деревья в тобольских

лесах, а на ночь их запирали в тюрьму, где давали хлеб, суп, а иногда даже

мясо. Прошли годы, прежде чем они научились русскому языку от охранявших их

солдат. Беседы породили более доверительные отношения, вскоре они стали

протягивать друг другу бутылки с водкой, и в один прекрасный день прошлой

весной, когда оба солдата-охранника выпили согревающего напитка несколько

больше обычного, арестанты свалили по ошибке русских вместо дубов, сменили

топоры на оружие убитых и после долгих опасных блужданий, когда они питались

травой и корешками, добрались до киргизских юрт. Там они были в совершенной

безопасности, так как кочевники считают добрым делом помо-гать подобного

рода беглецам. Из Киргизских степей они через Ташкент пришли в Бухару, где

эмир дал им немного денег на дорогу. В пути их неоднократно принимали за

беглых рабов, но только в Меймене они встретились с серьезной опасностью.

По настоянию своих спутников и керванбаши я в тот же день в

сопровождении ишана Эйюба пошел в цитадель. Вместо хана нас принял его дядя,

который счел мои показания достаточными и отпустил всех четырех беглецов.

Они со слезами на глазах благодарили меня за спасение, и весь караван

радовался. Через два дня мы отправились в дальнейшее путешествие, в Герат.

Теперь наш путь все время шел по гористой местности. Первая станция,