Страхолюдие(СИ)

И вновь, уже в который раз, никому не пришло в голову - откуда ему известно, что сигары лежат именно в шкатулке, и именно за золотыми часами с херувимами? Почему он без колебаний, точно ясновидящий, подошел именно к камину и, не задумываясь, запустил руку за часы?

- Отменные сигары, господа. - Граф довольно улыбнулся. - В этом-то я разбираюсь.

- Вы это к чему?

- Сейчас, баронесса, с помощью этой сигары я постараюсь убедить вас в том, что дым это еще кое-что.

Засецкая поставила локоть на стол, на ладонь положила подбородок и слегка покивала головой. - Ну-ну, сгораю от любопытства.

Собственно, остальная компания была заинтригована не меньше.

Аливарес поставил пепельницу на середину стола и положил дымящуюся сигару на внешнюю грань овала, шириной не более трех миллиметров. Причем умостил ее так, что оба конца были идентичны в своей массе и друг друга не перевешивали.

- Итак, леди и джентльмены, я отыскал центр тяжести данного предмета и бескомпромиссно уравновесил его стороны. Сигара сама собой тлеет, а мы немного подождем.

Тоненькая струйка дыма, поднимаясь кверху, завивалась сизой спиралью и исчезала где-то под высокими сводами перекрытия. Порядка тридцати минут люди за столом продолжали диспут на тему сложившейся ситуации. По прошествии же этого времени все обратили внимание, как не тлеющий конец сигары, дав медленный крен, перевесил противоположный конец и коснулся стола. Сию минуту граф возымел торжествующий вид.

- Ну-с, баронесса, вы убедились?

Засецкая перевела равнодушный взгляд с пепельницы на Аливареса. - Потрудитесь объяснить. Я что-то никак не уловлю тонкую нить той философической паутины, которую вы пытаетесь сплести из своих гениальных умозаключений. - Причем слово "гениальных" было произнесено с такой кричащей долей сарказма, что даже Сарра, наморщив носик, стыдливо потупила взор.

Сей момент, Аливареса хоть и не смутил, но, тем не менее, он не намерен был оставаться в долгу.

- Я превосходно вас понимаю. Скрыть невежество всегда легче за насмешливой иронией. Но! - Он жестом руки остановил Засецкую от ответной реплики негодования.- Это к теме не относится, ибо все зависит от способности ума к логическому мышлению и анализу выводов, базирующихся на зрительной информации без ее голосового подтверждения. А так же информации, поданной кем-либо извне.

Скромная пауза, возникшая после головоломной тирады, не получила своего продолжения, так как большинство ничего не поняли, а граф уже вошел в неуемный раж.

- Посему, господа, позволю себе раскрыть суть эксперимента.

Вначале оба свисающие края сигары были равны в своей массе. После того, как большая половина того конца, который тлел, превратилась в пепел, второй край оказался тяжелее по весу. Теперь посудите сами, ведь мы не передвигали предмет, не отрезали какую-то часть, даже пепел оставался на месте. Напрашивается вывод: определенная часть массы сигары перешла в дым. Баронесса вы со мной согласны?

Щеки Засецкой горели багрянцем, уголки рта недовольно опустились, но она сквозь зубы процедила: - Ну... в принципе да.

- А теперь скажите, какая еще масса может быть у дыма? Ведь он даже не опускается на пол, он поднимается вверх, под потолок. Выходит, он легче воздуха? - На его устах заиграла нахальная ухмылка.

- Между прочим, я сразу так и подумала, - Засецкая продолжала цедить слова сквозь зубы, - но сочла правильным согласиться с вами - ради интереса. Это же очевидно, если дым улетает вверх, значит, он ничего не весит.

Аливарес лукаво сощурился. - О, да вы сударыня интеллектуал. Даже, не побоюсь выразиться, гигант аналитического мышления, апостол физического материализма. Однако пардон: Дым, как и все в нашем мире, так же имеет свою массу. Даже энергия при сгорании табака, тоже имеет свою массу. Даже кислород имеет свою массу. И, к слову, дым поднимается вверх, потому что он горячий, а не из-за отсутствия массы. Даже француз Лавуазье, выдвинув свою блестящую теорию истинной природы огня, тоже намекал на его необычные, мистические свойства.

Дрожащими пальцами баронесса нервно мяла салфетку, ее ноздри гневно раздувались от тяжелого дыхания. Дама смекнула в каком положении оказалась и от этого пребывала в дикой злобе, а цвет лица вновь сменил багрянец на мучнистую бледность.

- А теперь я осмелюсь у вас полюбопытствовать, - продолжал граф, - если пепел имеет свой удельный вес; если дым что-то весит, то почему, к примеру, мысль не может обладать массой? Или звук! Почему звук не может иметь свой вес? И уж если человек, обладающий определенным весом - в физическом разумении - может общаться с другим человеком, так же имеющим свою массу, то почему мысль, преобразовавшись в голос, не может общаться с дымом? Вы со мной согласны?

В ярости Засецкая так скрежетала зубами, что казалось те сейчас рассыпятся в прах, а ее щеки снова, за какую-то долю секунды сменили цвет - теперь они пылали как у девственницы при первом интимном свидании.

- Да что вы нам тут мозги пудрите!!! Черт побери, - какая масса!? Какой дым!? Какие еще к дьяволу сигары!? Вы что, голубчик, совсем спятили!? Вы бы лучше потрудились поднапрячь свои бугристые извилины во благо общества! - Засецкая отшвырнула скомканную салфетку, вскочила со стула, высоко подняв голову прошлась до лестницы и обратно. - А... господин мыслитель, вот как нам теперь выбраться из этой западни? Между прочим, в которую мы угодили по вашей милости. - Она в сердцах шлепнула себя ладонями по бедрам, и прогулялась исступленным взглядом по аудитории. - И после всего этого, он еще несет нам тут какую-то идиотскую ахинею! - Теперь баронесса вернулась на свой стул.

Впрочем, не смотря на такой отчаянный всплеск эмоций, поговорка - "Как с гуся вода", невообразимо кстати, подходила к внешнему облику графа Аливареса, который в данный момент, с невозмутимым видом вульгарно развалился на стуле и ехидно скалился: От былой серьезности не осталось и следа.

Тилобиа поднялся с видом угрюмой озабоченности, медленно обогнул стол, а когда оказался рядом с Засецкой, бережно взял ее за руку.

- Голубушка будьте снисходительны к нашему неунывающему Луиджи. У вас учащенный пульс, что весьма скверно.

Отдернув назад руку, она вдруг коротко, но истерично расхохоталось, после чего брызнула: - "Скверно"!? Антонио, я вас умоляю - тут все скверно, весьма скверно, чертовски скверно! Да мы вообще по уши в дерьме!

- Как бы там ни было, баронесса, дабы граф вам более не докучал, и вы успокоились, я заберу его с собой.

- Куда это!? - Вытаращилась на него Засецкая.

- Не волнуйтесь; мы еще раз оглядим окрестности. На улице порядком стемнело, а вскоре будет и вовсе, хоть глаз выколи. Под покровом ночи, возможно, нам удастся незамеченными обойти посты.

Сперва баронесса решила, что сердобольный Тилобиа уводит с собой графа не только по той причине, которую озвучил: "Вероятно, Антонио хочет на время убрать этого наглеца с моих глаз долой, дабы он меня не нервировал". Однако в следующий миг, женская интуиция воспалила в сознании некую призрачную подозрительность. Что-то во всем этом настораживало, но дама никак не могла сообразить - что конкретно?

Тем временем Тилобиа с Аливаресом вышли, предварительно дав остальным распоряжение: запереть дверь на засов и открывать только тогда, когда услышат знакомый голос.

Первые несколько минут все - за исключением Бэри Адера - сидели молча, не производя никаких действий: режиссер монотонно жевал сыр. Он пустым взглядом смотрел в пространство, и работал челюстями скорее по инерции, нежели, ради насыщения.

Покинув застолье, американец взял незадействованный подсвечник, с озабоченным видом принялся зажигать свечи. - Пожалуй, схожу наверх, посмотрю, как там Генри; может он хочет поговорить...

Дождавшись, когда сутулый силуэт шаркающего писателя исчез за дверью на балкончике, Засецкая полушепотом обратилась к Бэри Адеру: - Ответьте мистер Эскот, вам не кажется поведение Графа Аливареса до идиотизма странным и, даже абсурдным?