Маленькие истории. Сборник рассказов разных лет (СИ)

  Это потом вся древнейшая эльфийская школа узнает, как учитель, на свой страх и риск, сообщив только директору, отправился на поиски пропавших... Как чуть не погиб, нарвавшись в лесу на дикого кабана, как искал заблудившихся в чащобах беглецов, как волок на себе повредившего ногу Делипера, как их всех едва не затянуло в трясину... Это потом незадачливых путешественников будут лечить, с трудом вырвут из клыков черной лихорадки и, только окрепших, отпустят попрощаться с погодившим пока помирать дядей... Потом же случится великое замирение учеников со своим наставником и весьма поднимется авторитет ВыПо как науки... Много чего еще будет потом...

   А тогда Виорел просто шел к крыльцу Академии, с двух сторон его подпирали Вермиш и Снодд и плечи эльфа были широко развернуты, словно он избавился наконец от так долго тяготившего его незримого груза.

Стихи и проза жизни

В комнате царили уютный полумрак и столь же уютный беспорядок. На столе, среди нагромождений книг, тетрадей и не самых чистых тарелок мерцала светом лампа под зеленым абажуром и пять волшебных светлячков, живущих под тонким стеклом, летали в ней кругами, бросая своими крылышками причудливые тени на лицо сидящего за столом. Паренек с круглым лицом, обрамленным пепельными волосами и высоким лбом напряженно морщил последний, перо в его руке, пока еще не искупавшееся в чернилах, так и бегало меж пальцев. Перед ним лежала открытая тетрадь, наполовину исписанная излишне наклонным почерком и разрисованная на полях розочками, сердечками и рожицами. Юноша свободной рукой то ерошил прическу, то отправлял в рот аккуратные ломтики яблок, лежащие на тарелке.

За окном слышались голоса играющих в саду учеников, но ему сейчас было не до этого. Он писал стихи.

Вдохновение упорно не желало приходить, горка яблочных долек неотвратимо уменьшалась и наконец поэт, в очередной раз наугад сунув руку в тарелку, не нашел там ничего, кроме одинокого кусочка кожуры. Задумчиво сжевав и кожуру, он печально вздохнул и вывел наклонно вверху листка:

  "Ты - как тепло весны зимою"

Дальше дело не шло абсолютно.

   Паренек уже весь извертелся на своем стуле с высокой спинкой, весь изморщился, а рифма все не подбиралась.

  Терзания юного эльфа прервал скрип двери и в темном проеме четко обрисовался силуэт Бонджа.

Спутать Бонджа с кем-либо еще было почти невозможно. Только он носил в повседневной жизни белоснежные выходные рубашки.

Кроме этих рубашек, складывалось впечатление, у него другой одежды и не было. А еще Бондж был очень высок, худ и никогда, казалось, не менял своего сосредоточенного выражения лица.

- Привет, Бондж!

- Привет, Ан, - произнес Бондж спокойно, сбросил у порога сандалии и улегся в кровать.

- Как сегодня день прошел? - поинтересовался Анирилион, для удобства давно уж сокращенный друзьями до Ана, хотя мысли его были далеко.

- Средне, - коротко отвечал Бондж, перевернулся на один бок, на второй, словно лежал не в постели, а на чем-то твердом и выискивал положение поудобнее, потом внимательнее присмотрелся и спросил у согнувшейся над тетрадкой спины друга:

- А что пишешь? Письмо домой? Так скоро? Или дали самостоятельную работу?

- Да нет, стихи... - машинально ответил Ан, осекся, но было уже поздно.

- Стихи? Ну-ка, ну-ка, интересно... И кому же? Покажи, не стесняйся! - оживился Бондж, хотя на лице его это совершенно не отразилось. Вскочив с кровати, он отобрал у друга тетрадь, пробежал глазами три строчки, вымученные эльфом и серьезно спросил:

- Влюбился, что ли?

Пожалуй, только на Бонджа Ан мог не обидеться за такие слова.

- Ну, не знаю... Типа того... - проговорил он смущенно.

- И в кого?

- Да тебе-то зачем? В кого надо!

- В Сивилку из триста шестой группы? Да? - в глазах Бонджа мелькнула улыбка.

- Ты что, дурак? В какую еще Сивилку? Я такую не знаю, - буркнул Ан, начиная жалеть, что вообще ввязался в разговор. Молчал бы себе!

- Тебе повезло, что не знаешь, серьезно говорю, - теперь уже даже без тени улыбки сказал Бондж. - Так все-таки, в кого? Да прекращай смущаться!

- Ну... В Тибалию, - сознался-таки Ан.

- Даешь! - присвистнул долговязый эльф, прошелся по комнате, переступая через завалы всякой всячины, что скапливается в любом жилище холостяков, даже если они не женаты по юности лет, и вернулся к столу. - А попроще никого выбрать не мог?

  Тибалия перевелась в Академию в этом году, совсем недавно, шесть дней назад, но успела вскружить голову, казалось, всем без исключения эльфам мужского пола. Золотистые волосы ее спускались ниже спины и были украшены одной скромной черной ленточкой, оттенявшей их красоту, голубые глаза светились умом и волей, точеная фигурка... ошеломляющая кожа... безукоризненный стиль... А, да что там говорить! Тибалия была из тех красавиц, ради которых начинали когда-то войны. И Академию тоже охватила война. То глухая, подпольная, то яростная, открытая и бескомпромиссная. Война за расположение девушки. Были уже раненые, до убитых, к счастью, дело не дошло.

  Тибалии подкидывали цветы (ох, как гонялся за хулиганами, лазающими в сад, сторож), конфеты, коврижки, записочки, мальчишки дрались до кровавой юшки, выясняя, кто самый лучший, но в открытую пригласить ее на свидание, насколько знал Ан, так никто еще и не решился. А он собирался это сделать, хотя, если по правде, сильно опасался быть осмеянным. Для того и писал стихи. С цветами и коврижками к ней, небось, не подъедешь на пьяном грифоне, нужно что-то настоящее, чтобы сразу за душу взяло. Стихи, или песнь, или на худой конец комплимент изысканный. Стихи Ану нравились больше всего. Песнь - это как-то старомодно, Тибалия не оценит; комплимент самому не придумать, только если какую-нибудь ерунду. А стихи - самое то. Вот только и стихи что-то не клеились: рифма не шла, хоть ты тресни.

Эльф неопределенно пожал плечами на вопрос друга и спросил затем сам:

- Ну как тебе моя ода?

- Это больше похоже на сонет. Чему тебя учат на Высокой поэзии? И скажу тебе прямо, Ан - хреновые у тебя стихи. Я не проникся.

Ан покраснел и дернул тетрадку к себе. Бондж не отдал.

- Если такие плохие, давай я их сожгу! - предложил несостоявшийся поэт, стараясь, чтобы прозвучало это как можно небрежнее.

- Сжечь всегда успеешь, - задумчиво вертел тетрадь в руках Бондж. - Ты знаешь, я терпеть не могу стихов. У меня за ВыПо всегда низкие оценки. Но, пожалуй, если подумаю, то настрочу тебе стишата строф на шестнадцать. Выручу друга.

И он, не откладывая дело в долгий ящик, зашагал по комнате. Судя по возведенным горе печальным очам и дважды хрустнувшим под ногой ящичком для завтраков, эльф действительно думал. Сделав кругов семь, Бондж под взглядом притихшего Ана склонился, как будто надвое переломившись над столом и набело написал своим дерганым почерком, как и обещал, шестнадцать строф. Ан жадно схватил тетрадь, вчитался... и поднял на друга широченные глаза.

- Ну что? Недурно? - с кровати небрежно поинтересовался Бондж.

- Более чем! Это прекрасно! А ты еще говоришь, что по ВыПо не успеваешь!

- Я на уроке болтаю с соседом, - признался Бондж равнодушно. - Скукота эта поэзия.

- У тебя дар!

- Все, забудь. Мне очень приятно было тебе помочь, но писать для Академического альманаха я ничего не собираюсь.

Ан, у которого последнее предложение друг снял с языка, только хмыкнул. В Академическом альманахе публиковали в основном разные истории из жизни учеников, имена лучших по успеваемости, но последние страницы всегда были отданы на откуп стихам. Директор Академии, ведущий эту рубрику, сам их весьма неплохо писал, но сейчас его талант в глазах Ана поблек. Бондж превосходил директора по всем статьям.

- Надо показать их какой-нибудь девчонке, - зевнул, потягиваясь, Бондж.