Маленькие истории. Сборник рассказов разных лет (СИ)

Линдиар долго глядел на брата, пытаясь понять, а потом облегченно рассмеялся. Все беды показались ему вдруг посильными. Мрачные тени будущего таяли, кружась в морозном воздухе.

- Т-тебе бы так головой п-приложиться! Посмотрел бы я тогда н-на тебя!

Тут уж засмеялись все, а Черноух, ощутив наконец знакомый запах, зашелся вдруг радостным лаем и бросился вперед. Деревня была совсем близко.

Академия

Зима в Академии

Сколько помнили себя ученики Академии, Дормиус был всегда одинаков. Коричневое одеяние с глубокими карманами, куда считалось подвигом подбросить змею... Еще большим (и недостижимым для нескольких поколений школяров) подвигом было после этого избежать доброй уховертки. Ношеные штаны и сапожищи немереных размеров... Коричневые от старости и солнца руки, лицо, изрезанное глубокими бороздами морщин... Сварливый голос и такой же характер...

Сторожа Академии боялись, кажется, все, от юных учеников до длиннобородых преподавателей древнеэльфийского. Первые, в очередной раз сбитые с яблони черенком лопаты, или оттасканные за вихры, когда подбирали ключ к винному погребку, шепотом ругались на старикана и грозили согнутой спине кулаком.

Последние, вынужденные топтаться во дворе до утра, когда опоздали вернуться из соседней деревни до восьми вечера, грозились нажаловаться директору.

Дормиус же только хмыкал и раскуривал кривую трубку. Нонсенс, но эльфы не могли ничего поделать с упрямым человеком, к тому же рабом.

Тэль, как и все ее подружки, боялась и не любила Дормиуса, хоть уж она-то не питала ни страсти к чужим яблокам, ни желания упиться на дармовщину. Сторож казался ей суровым и противным. Впрочем, у девушки в ее возрасте есть дела и поважнее, чем обращать внимание на недостойных мужланов.

Тэль уже несколько дней плохо спала ночами и невнимательно слушала учителей, хотя раньше, первые месяцы в Академии, распахнувшей двери для провинциальной незнатного рода эльфийки, она внимала каждому их слову с трепетом. Все дело было в том, что письмо от Дорвина задерживалось в пути. Ей очень хотелось в это верить. Простая задержка на почте. Голуби заболели, или чиновники как всегда тянут резину. Дорвин не мог о ней забыть, Тэль каждый день с успехом убеждала саму себя в этом, а ночью все равно почти не спала и на занятиях иногда ловила себя на том, что уже почти десять минут ничего не записывает.

Она была слишком погружена в себя и не замечала многое из того, о чем судачила вся Академия. Вот и эта новость для нее стала неожиданностью:

- Дормиус болен, Тэль. Ты знаешь?

Вечно ходивший за ней хвостиком эльф-растрепа... Такой забавный в своей детской влюбленности и наверное считающий это высокими чувствами... А в последнее время не показывавшийся на глаза...

- Да... - ответила Тэль рассеянно и подумала, что надо однажды посоветовать ему пользоваться гребешком. Но тут же спохватилась. - Ой, нет, не знаю! А... кто это?

Юноша как-то странно на нее посмотрел:

- Это сторож. Ну, такой старый дядька...

- Да поняла я! - перебила его Тэль не очень вежливо и пожала плечами. - Ну и что?

- Лекарь говорит, что ему не увидеть новой весны.

- И..? - Тэль этот разговор начал надоедать, ей хотелось побыть одной и подумать - не о Дормиусе конечно. Мало ли кто там чего не увидит!

- Нет, ничего... - собеседник вновь посмотрел на нее как-то особенно и отошел от подоконника, где сидела эльфийка. Мысли Тэль несколько секунд вертелись вокруг его странного поведения, а потом снова вернулись к задержавшемуся где-то письму.

Вечером, когда Тэль после урока Высокой Поэзии устало шла в свою комнату, ей стало вдруг так нестерпимо плохо, что она не смогла больше терпеть и разревелась, как полная дура. Весь урок учитель Симонидис, увлекшись, декламировал классические вирши о любви и предательстве. Юные эльфы, жутко довольные, что им не надо по памяти читать стихи Оловянного Гримгоуна (как гоблин вообще может сочинять такое занудство?) этим воспользовались и тихонько хихикали, кидались кусочками жеванного пергамента и рисовали на партах сердечки и чертиков. Только Тэль казалось, что ее медленно засасывает какая-то черная дыра, одна из тех, что в учебнике астрономии.

Слезы текли безостановочно, из груди рвались жалкие всхлипы, ладони, прижатые к лицу, были мокрыми.

Остановились слезные реки нескоро и тут только до Тэль начало доходить, что она стоит в довольно оживленном коридоре и ревет, как корова, так как жутко скучает по своему парню и не может без него жить.

Эльфийка испуганно отдернула руки от лица, ожидая увидеть вокруг толпу любопытствующих, но прямо перед ее носом была коричневая дверь с криво написанным углем "группа 721 - лучшая". Тэль огляделась с удивлением и уяснила для себя поочередно три вещи.

Во-первых, она успела из коридора скрыться в туалете и ее слабость вряд ли кто-то видел. Благодарение звездам! Во-вторых, туалет был мужским и если ее здесь увидят, то подумают невесть что. Какой ужас! И, в-третьих, в туалете ужасно воняло. Бее, гадость...

Тэль, жутко покраснев и с часто-часто бьющимся сердцем, осторожно выглянула, самую капельку приоткрыв дверь сортира, в коридор. Ее надежду смыться отсюда поскорее разбивала смутно различимая из-за все еще стоящих в глазах слез фигура, стоящая неподалеку. Эльфийка промокнула ресницы своим кружевным платочком, пахнущим яблоками и рассмотрела фигуру. Опять он! На голове только что птицы гнезд не вьют, академический желтый жилет не застегнут, бледный и робкий, как девчонка у зубного врача... Что он тут топчется?

Тэль сверлила юношу злым взглядом и просила про себя скорее уйти, пока какому-нибудь эльфу не вздумалось посетить отхожее место. Но он только нервно переминался с ноги на ногу и мял в руках какой-то мешочек, будто не решаясь сделать шаг. Опять, наверное, что-то натворил и боится идти к учителю извиняться... Девушка-эльф, наморщив лоб, попыталась вспомнить, кто из учителей живет возле туалета. Получалось, что никто. Да тут вообще никто не живет, кажется. Здесь кладовка, или что-то вроде того была... Хочет украсть веник?

Юноша все не уходил и Тэль решила немного привести себя в порядок, чтобы зря не терять времени. Она осторожно прикрыла дверь и подошла к зеркалу в зеленой от времени медной оправе. Все зеркало, как собственно и оправу покрывал толстенный слой пыли. Мальчишки явно не считали свой внешний вид достойным пристального изучения. Тэль хотела было протереть стекло платком, но пожалела подарок мамы, и, убрав его в кармашек жилета, пробила в пыльной броне брешь пятерней. Амальгама на зеркале за долгие годы растрескалась и отражение получилось не ахти какое разборчивое, но эльфийка рассмотрела и красные от слез глаза, и припухший носик, которым вообще-то гордилась, и общее состояние ужаса на лице, вызванное этим зрелищем.

К вытертому мокрыми лапами до дыр полотенцу у раковины Тэль побрезговала даже прикоснуться и предоставила мокрому и изрядно посвежевшему после умывания лицу сохнуть самостоятельно.

Когда она высунула в щель между дверью и косяком нос, то увидела будто и не покидающего своего места эльфа. Тэль уже подумывала, а не выйти ли, плюнув на неизбежные шутки, которые будут о ней ходить, как в конце коридора показалась целая компания и девушка затаила дыхание. Весело переговаривающиеся ученики, однако, в туалет не спешили, прошагали мимо, а как только они скрылись, решился, видимо, и ее "надзиратель".

Он сделал два шага к противоположной стене, исчез из поля зрения, явственно заскрипело и эльфийка, прождав для порядка еще несколько мгновений, выскочила из своей "темницы". Как только опасность миновала, девушкой сразу овладело жуткое любопытство. Куда все-таки ведет эта грязноватая дверь с ржавой ручкой? Тэль осмотрелась на всякий случай (хотя, судя по всему, большинство учеников уже успело разойтись по комнатам и не горело желанием шляться по темным и холодным коридорам) и прильнула к щелочке в неплотно прикрытой двери. Сначала она вообще ничего не увидела: в комнатушке горела такая нищенская свечечка, что сложно было бы даже свою руку разглядеть. Затем глаза Тэль различили юного эльфа, стоящего между сломанных ручек от метел и каких-то мешков, и только потом (Тэль даже вздрогнула от неожиданности) лежащего на чем-то вроде тюфяка Дормиуса. Сторож как раз поднял свечку повыше, привстав, и в слабом свете эльфийке показалось, что у него вместо глаз черные ямы, а лицо - словно обтянутый кожей череп. Смотреть на это она не могла и поскорее ушла к себе - готовить заданное на следующий день и спать.